ПОДВАЛ

1

Это был подвал или полуподвал, разница

собственно говоря, не велика.

Жизнь торопилась сперва, теперь вот тащится,

тщательно превращая меня в старика.

В том подвале был чемодан с игрушками,

лампочка в чепчике из петель сквозных...

Вечера в подвале казались длинными и скучными –

цветными карандашами я раскрашивал их.

В углу за дверью там стоял веник,

присыпанный пылью нищего бытия,

Иногда и я там стоял, как пленник,

не понимая того, что я – это я.

В подвале ничего не знаешь заранее,

слезы не помогают – от них одна только соль.

Многого не понимал я, и это непонимание

делало меня живучим, как моль.

2

В подвале есть нечто эко-системное.

Жить там все равно что жить подо льдом.

Это пространство – по преимуществу темное,

даже лампочки в подвале вспыхивают с трудом.

Отковырнешь половицу, а там свои обитатели:

черви, мокрицы, длинноногие пауки.

До чего прихотлив, однако же, ум Создателя,

не жалел фантазии на всякие пустяки.

В подвале надо бы говорить шепотом,

в близком аду тебя не услышали чтоб.

Потому что подвал – это частично закопанный,

но не присыпанный землею гроб.

Близость к земле рождает тягу к небесному:

звездам, лунам и всяческим облакам.

Можно покинуть подвал через дыру телесную,

но часть тебя все равно останется там.

3

Взрослые в подвале постоянно ругались.

Это была форма их подвального бытия,

стиль выживания. Странно, что здесь рождались

дети. Что, например, здесь появился я.

Голова у меня уродилась большая,

взгляд был бессмысленный, ну а рот

(и в кого такой рот?)

кривой. Мама мучалась, выталкивая меня, рожая,

отец определил сразу, что я – идиот.

Спрятаться от шума не так уж легко в подвале.

Я уползал в угол, под стол или же под кровать,

реже забирался в шкаф. Меня искали,

находили, теряли, снова начинали искать.

Днем в подвале гремели кастрюлями,

тоскливый баян перепиливал тишину

узкой комнаты. Вечером двигали стульями,

швейная машинку стучала. Я отходил ко сну.

Но и по ночам там происходили скрипения,

шуршания, то зажигали, то гасили свет...

Тишина в подвале могло лишь одно объяснение

иметь – в подвале никого нет.

4

О, конь Троянский! – богатырь фаянсовый,

мне не оседлать тебя, не проехать верхом...

Я плохо держу ложку, мне платок подвязывают.

Перепачканный кашей, я думаю о своем.

Представляю город из кубиков цветных. Где чинно

гуляют медведи плюшевые и слоны.

Я восхищаюсь увиденным, и это, конечно, причина,

чтобы немедленно и обильно напрудить в штаны...

Наводнение в городе! И суета воздушная

пробегает по каналам, деревьям, кустам.

Каждый подвал превращается в каменную ловушку

для тех, кто еще ходить не умеет сам.

Подвал и канал – сообщающиеся сосуды.

И в прежней жизни было так уж заведено,

что вода в подвал к нам приходила оттуда,

куда у других обычно уходило дерьмо.

5

Запахи в подвале обитали разные –

обычно с левой или правой резьбой.

Одни пролетали сквозь нос как смазанные,

другие прокладывали себе путь борьбой.

Невозможно подвал до конца вынюхать –

отовсюду тайные источники бьют.

Только взрослые, из которых уж сердце вынуто,

без трепета чай свой на кухне пьют.

Особенно остры ощущенья и запахи,

когда возвращаешься из летнего далека.

Сырости лепестки, корешки затхлости

доводили меня до звериного столбняка.

Ключ в замке поворачивается с усилием,

словно переламывается железный зуб...

К подвалу можно было относиться, как к лилии,

но он с тобою всегда оставался груб.

6

Окна в подвал легко разбивать ногами.

Предпочтительнее это делать зимой.

Перед внешними подвал беззащитен врагами,

нечем ему в ответ выстрелить, кроме как: Боже мой!

В разбитые окна легко залетают льдины.

Они бьют посуду, обои на стенах рвут.

Они доказывают, что добро и зло – едины,

одно переходит в другое за пару-тройку минут.

Пьяные дураки – наша национальная гордость,

им во всем снисхождение. Видимо, потому

мы и ходим так часто с битыми мордами,

даже в своем собственном терему.

Ах, подвал-теремок, толчея в ступе.

Рамы починим, окно застеклим,

обои подклеим, посуду другую купим,

а что глаз подбили, так и хрен-то с ним!

7

Возвращаясь домой, поднимаются вверх по лестнице

все, кроме тех, кто живет в подвалах. Они,

обреченные, спускаются вниз. Из месяца

в месяц так проходят их дни.

Ниже колодца-двора – дна булыжного! –

жили мы, свой черствый хлеб преломив.

С поверхности жизни ничего лишнего

к нам не проникало: ни света, ни перспектив.

Но в подвале был шкаф, марганцовкой крашенный,

еще дедом сколоченный, – батискаф на мели! –

и я залезал туда, и со скоростью страшной

опускался к самому центру Земли.

В центре Земли ничего не происходило:

никто не ругался матом. Никто никогда

не ставил меня в угол. Там озеро было,

и в озере плавала мандариновая звезда.

8

Двор казался мне всегда продолженьем подвала –

те же серые стены, сырость и нищета.

Потолка настоящего двору лишь недоставало –

серые облака его заменяли. С листа

чистого ничего не рождается. В зрелости

понимаешь, что всякий начальный лист – сер.

И этой своей первородной серостью

он пропитывает и сердце, и интерьер.

Подвал всемогущ! Свои пальцы цепкие

свои корни подземные он затолкал

во все щели. К подобранной ржавой скрепке

приглядись внимательнее, и увидишь подвал!

Подвал всему! И весь мир – подвалище.

А мы – с оранжевыми абажурами, простаки,

бывшие холопы, батраки, теперь вот – товарищи.

Песочных часов немереные пески...

9

У подвала нет прошлого, лишь – настоящее.

Будущего у него тоже нет.

Оттоманка моя, душа болящая,

сожжена в крематории по дряхлости лет.

Абажур оранжевый, солнце дутое,

где теперь его ржавеет скелет?

Этажерка-пагода, красота утренняя,

даже слова теперь такого в употреблении нет.

Нет радиоточки с летящей чайкою,

дедовских табуретов, пестрых половиков.

Я – последний, кто в этом забвении участвует,

и забыть эти частности я уже готов.

Я живу теперь в тесном холодном бетонном улье,

подо мной подвал – но другой! – он ночами не спит.

Там бомжи пьют спирт, отливают пули...

И моя пуля за мною уже летит.

___________________________________________

Борис Краснов – поэт, прозаик, автор книг «Маятник», «Время огненных знаков» и других, член Союза писателей России.