МОЛОДЫЕ ГОЛОСА

УТРЕННИЕ ГИМНЫ

* * *

вот новый день. и он – неповторим.

суббота, солнце, жизнь, стихотворенье!

Господь, приди на чай, поговорим –

про яблочно-янтарное варенье,

про карий мёд и сахарный песок...

как сладко, боже, липко, боже, осно!

и сердце от любви на волосок,

и счастье так бесстыдно и несносно

* * *

мы в лесу, у пруда,

и кругом – лебеда

или лебеди? право, отлично,

что повсюду весна,

что сверкает блесна

и сплетаются ноги в косичку.

улыбнись, оглянись –

как ласкается жизнь,

как пронзителен воздух олений!

но ты смотришь в глаза,

и дрожит стрекоза,

и над нами восходят колени.

мы в раю, где вода,

мы те лебеди, да,

параллельно плывущие в небе?

им ведь тоже, как знать...

тоже трудно... дышать...

мы те лебеди,

лебеди,

лебе...

* * *

мы спим, пока закрыты жалюзи

спина к спине – пираты

пусть плещет солнцем улица вблизи,

но нам не надо

и нам не страшно ничего, пока

мы спим – к стене я, ты – свисая

с постели, и касается рука

ковра и рая

так спим, что это – лучшее в любви

но дети, дети...

умри, любимый! милая, умри

здесь, на рассвете

* * *

Где проснуться, чтобы утро Грига,

чтобы мир доверился, как книга,

распахнулся веером из мига,

воздухом – взахлёб?

Где заснуть, любимый, кем проснуться,

от какого солнца отвернуться,

чтоб соприкоснуться с этой куцей

нежностью и верностью амёб?

* * *

осенний висельник, патиссон

а входишь как всполох лета

и разрываешь рассветный сон

на розовый сонм креветок

тень исчезает в дыре дверей

водой отраженный зайчик

с прицелом сбившимся все живей

по стенам холодным скачет

пылится воздух в твоем луче

как будто встряхнули пледы

и месяц яростный пиночет

встает за порогом леды

но сон прозрачен и невесом

зевесовы зерна мечет

мир схлопывается назад в яйцо

опустошив скворечник

* * *

в парке ветер. кто-то деловой

пролетает, зайкая часами,

одуванчики качают головой,

облетая волосами –

вот петух, вот курица... слегка

дунешь, точно в блюдце...

лысинки как тельце паука

остаются.

пахнет свежескошенной травой,

псиной и сырыми небесами.

я иду босая.

одуванчики кончают подо мной.

на холодных стеблях проступают

капли молока.

я иду, ломая и ломая,

потому что – глядя в облака.

* * *

сижу на облаке нагая

внизу кочуют племена

я постоянно забываю

свои земные имена

и ни зачем и ниоткуда

и никуда и никогда

я покровительница чуда

я колыбельная вода

ВЕЧЕРНИЕ ОТКРОВЕНИЯ

* * *

бытием как лиходеем

извлечен из круговерти

думаешь: душа седеет

в тишине любви и смерти

наполняются минуты

жаждой встречности загробной,

чтобы сукровицей, смутой

вытечь, свертываясь в опыт,

расцветая стройным словом:

и бессонным, и бесполым,

и прекрасным, и спокойным

васильком на скотобойне.

* * *

поэт исходит из пейзажа

и обращается к богам

не говорит ни слова заживо

он только контур ты раскрашивай

когда стихает шум и гам

шлифует стих как бабл-гам

любуется пленером лирик

лелеет свой печальный лик

изнемогая в бренном мире

он поднял бы себя на вилы

да руки пачкать не привык

кладет таблетку под язык

непривлекательные типы

которых с полным правом нет

а слева тлеют медом липы

качели движутся со скрипом

и без особенных примет

в щенячью душу льется свет

* * *

я памятник. себе воздвиг нерукотворный

меня и наблюдал, как зеленеет медь,

как внутренность становится валторной

грубеет, чтоб гудеть.

но птице на плече мерещилось, что живы

мельчайшие тельца:

колеблемы неведомым мотивом

танцуют в честь незримого творца.

* * *

милые и временные лица

невосстановимой красоты

состоят из крошечных частиц

и частицы эти не умрут

где прибор чтоб с ним увеличая

человеков пористых как мох

посмотреть повсюду без печали

думая что так и видит бох

* * *

это только наброски. и счастье – этюд

к полотну дадаиста. и люди, и боги –

то приходят ноктюрном, то как вошку к ногтю

прижимают, хрустя, потому что в итоге

мы развязки хотим, а развязка – одна:

есть скелеты мольбертов, но нет полотна

это только наброски, но время – бросок,

планомерный блицкриг и фашист по натуре.

если хочешь быть выше – вставай на носок,

буратино, и лги, что твой папа не курит

глюкогенной травы и ты все-таки есть –

потому что живешь и считаешь за честь.

* * *

о как ты любишь непрерывно

и как уверенно молчишь

что нужно веровать наивно

в ненаступающее лишь

как истерично я влюбляю

и как проговориться тщусь

о том чего не понимаю

но вспоминаю наизусть

* * *

в ряду случайных замечаний

и агрессивных обобщений –

придворный оползень печали

на счастья обморок пещерный

а за столбцом как за решеткой

двухмерной камеры без птицы –

латинских клавиш отрешенных

союз с загробною страницей

ВЕРЛИБРЫ

* * *

каждое утро

срываю с лица

паутину

и весь день

где-то мечется

маленький паучок

считающий себя

моей душой

* * *

только-только

пространство заполнило

форму твоей усталости

только-только

ты научился угадывать время

с точностью до минуты

только-только

мне стал сниться корабль

на котором ты был капитаном

как вдруг оказалось

что ты уже умер

дедушка

* * *

записали на мокром песке

накатила волна

сложили из ракушек

дети забрали с собой

из камней возводили

ветер засыпал песком

через тысячу лет

сумасшедший прочел нашу тайну

по косточкам рыбы

* * *

ты смотришь так

что я выпрямляю спину

и беру у тебя котенка

чтобы гладить его

по очереди

каждый раз

ты не ленишься

называть меня полным именем

становясь за моей спиной

чуть ближе

чем все остальные

и тогда я вижу тебя

скачущим на своем коне

по своему полю

и чувствую запах теплой полыни

идущий от моего тела

но скачущий на коне

никогда его

не почувствует

* * *

любимый!

назову тебя

Черепаховым гребнем

ты состоишь из гребешка (куши)

и разъемной заколки (доме)

из панцыря морской черепахи

инкрустирован перламутром

в технике Шибаяма

врезка золотых нитей

изящная резьба

двустороняя роспись

тема: летящий журавль

золотые и белые хризантемы

авторская работа

1880-е гг. эпохи Мэйдзи

* * *

подобно тому

как мысль о лимоне

сморщивает язык

слово

образует во рту

пластмассовый шар

для настольного тенниса

белый гладкий и легкий

почти отвратительный если бы

не шрам и не дырочка

выдающая в нем присутствие

творца

мечтавшего о

сферическом совершенстве

но не сумевшего

не оставить следов

* * *

в будущей жизни

буду верблюдом

мозоленогим

парнокопытным

плацентарным

млекопитающим

хордовым

с неразделенной подошвой

передних конечностей

с длинным хвостом

завершающимся пучком

с изогнутой шеей, большими глазами

с тяжелыми веками

с ушками маленькими, округлыми

скрытыми волосами

с колючкой в губах

и песком Заалтайской Гоби

в ресницах

и тогда обо мне уже будет написано

в энциклопедии – самое главное:

их щелевидные ноздри

способны смыкаться

_______________________________________________

Таисия Ковригина окончила филологический факультет Вильнюсского университета, докторант Института литовской литературы и фольклора, публиковалась в журналах «Вильнюс», «Провинциальный альманах» (Даугавпилс), «Воздушный змей» (Таллин), «Настоящее время» (Рига) и других изданиях. Родилась и живет в Вильнюсе.