Николай ГУДАНЕЦ |
БАЛТИЙСКИЕ СТРОФЫ
ПЕСНЬ БЛАГОДАРНОСТИ
Допустим, сумасшествие и смерть. Совсем не та блаженная тревога, что в юности снедала нас, как воск. Допустим, ну и что. Нельзя быть порознь, вдали от губ, ногтей, от скользкой боли, распахивавшей небо так внезапно, неумолимо, яростно и слепо, безумию и гибели сродни.
Но порознь быть нельзя, пойми, нельзя, ведь я тебя ношу в себе как рану, в мозгу незаживающая точка вращается, отравлена тобой.
Мне странно отпирать свою же дверь, входить вовнутрь, не зажигая света, входить смиренным чужаком туда, где воздух соткан из твоих движений.
Я знаю — сумасшествие и смерть сродни стране, где горе беспечально, где много золотистого песка, душистой тени, вкрадчивой воды, где порознь быть нельзя, где каждый носит в себе другого, ощущая тихо двойного сердца властные толчки.
Когда в душе, набрякшей, как сосок, мы раскрываемся, щедрей и проще, чем лоно, умащенное желаньем, распахиваемся и пьем друг друга, летая на качелях жадных мышц, вздымаемся, пронзая темноту, и после гаснем в исступленном крике, когда по коже, словно пот, струятся нестрашные безумие и гибель, как два ручных зверька, перебегая из рук на плечи, и, клубком свернувшись, сощуривают жесткие глаза, тогда я начинаю понимать — им порознь быть нельзя, и нам нельзя, вот потому-то мне странно отпирать свою же дверь и, сделав шаг вовнутрь, стоять подолгу, не зажигая света.
* * *
Некому звякнуть за дверью ключами, в доме ни звука, и если б не вечер, может, прошла бы вполне беспечально жизнь, и, наверное, было бы легче, если бы память могли переставить, словно привычную старую мебель, если б смогли на мгновенье представить где-нибудь, кроме бесстрастного неба, встречу свою, без попреков и травли, стало б хоть чуточку легче обоим. ...Снятый портрет неизбежно оставит въевшийся, свежий квадрат на обоях.
Поздним рассветом накормишь ребенка, выйдешь в прихожую, наспех одетая, и отшатнешься, забыв про гребенку, — в зеркале дождь и осеннее дерево.
* * *
Мы бродили по склону змеиной горы, ожидая вечерней недоброй поры, средь колючек и трещин сухих, но на самой вершине беспечной игры нисходили дары и кружились миры в недоверчивых пальцах твоих.
Мы наощупь искали пронзительный свет, заблудившись в изнанке стекла, торопливый озноб меж лопаток стекал, но рука все плыла между свеч, сигарет и несла недопитый стакан.
Я не вправе об этом теперь вспоминать. Я смотрю, как орудует тот всемогущий урод, распластавший меня, чтобы взрезать брюшину, ввести электрод и включить ослепительный ток.
Возвратившийся ветер смешал времена, вихревой кочергой разметал имена, между ребер вмурована чья-то вина, словно перстень, стрела и печать. Так пускай между всеми стоит тишина толщиной с бесконечность ночного окна. Слишком стыдно кричать.
_______________________________________________
Николай Гуданец – поэт, прозаик, автор поэтических сборников «Автобиография», «Голубиная книга», «Крылья тьмы» и других книг, член Союза писателей Латвии и Союза российских писателей. Родился и живет в Риге. |