ФАРФОРОВЫЙ АНГЕЛ

Цикл стихотворений

1.

Ангел ты мой, фарфоровый ангел,

Ничего-то обо мне ты не знаешь,

Хоть так часто сидишь напротив

И в глаза мне смотришь подолгу

Пристальным взором вундеркинда

В новомодной тонкой оправе.

А сказать по правде, мой ангел,

И знать ведь ничего не хочешь,

Только внешность мою и видишь,

Как товары, проходя, в витрине,

Все своими заботами занят

И своею важной работой,

Лишь об этом говорить и можешь,

Ничего вокруг не замечаешь,

Угощаешь лучшим в мире пивом

И весь вечер потчуешь рассказом

О поездке очередной в Европу

И своей очередной подружке

С безупречно-стандартной фигурой,

И о прочих вещах, непременных

В дружеском мужском разговоре.

Для приличия даже не спросишь,

А со мной-то что происходит,

Что я делала все это время,

Как его без тебя коротала,

Что любила, кого хоронила,

Все тебе, мой друг, безразлично,

Все тебе, мой ангел, неважно.

Вот такая у нас, выходит, дружба.

Иногда, правда, вдруг встрепенешься:

«Интересно?», - спросишь, смутившись.

Я в ответ поцелую взглядом,

Как смогу, успокою речью:

Про тебя мне все интересно!

Всю бы жизнь тобой любовалась,

Несравненный мой, ненаглядный,

Целовала б прядку за ухом

С темно-медным древним отливом,

Если б только Господь позволил.

2.

Буква «К» выпуклая на сточном люке

Остановит вниманье, заставит смутиться,

И, напомнив о трехдневной разлуке,

Что, возможно, еще дня два продлится,

Вдруг такою тоскою подступит к гортани –

О, глаза б не глядели, а слух бы не слышал!

О, бежать бы отсюда хоть до Бретани,

О, бежать бы, покуда весь дух не вышел,

Чтобы сил не осталось на нежность эту,

Изнуряющую, как работа в три смены,

Чтоб, швырнув в судьбу, как в воду, монету

Заплатить, должно быть, тройную цену.

Но куда тут деться, когда все скопом,

Круговой порукой повязаны, кровью,

Об одном твердят, всемирным потопом

Затопляя мир безбрежной любовью.

И когда все птицы лишь о том щебечут,

И собаки лают, и ослы икают,

То и психиатры насмерть не залечат,

И весной снегурка насмерть не растает,

Потому что, как картину в раме,

В каждой капле, искре лишь одно я вижу,

Потому что в какой ни участвуй драме,

А герой все тот же – ангел, ангел рыжий…

3. Монолог на балконе

Ангел, ангел аллергичный,

Анемичный, аутичный,

Рыжий, дивный, золотой,

Гость бесшумный, алогичный,

Слова выкормыш тепличный,

Погоди, прошу, постой!

Не взлетай – там света нету,

Там не до свободы, света,

Обернись, мой дорогой!

Опусти свои подкрылки.

Ах, какая боль в затылке! –

Ты не знаешь, ты другой.

Ангел, голубь мой почтовый,

К новой миссии готовый,

Отрешенный, никакой,

Безмятежный, бессердечный,

Что тебе до жизни вечной,

До тумана за рекой?

Ангел, ангел мой бесплотный,

В радость разве труд наш потный?

Как друг друга нам понять?

Только голос, только волос…

Только все, что здесь кололось,

Там заставит ли сиять?

4.

Помню – давным все давно это было –

как тощий и с виду совсем еще мальчик,

С шеей цыплячьею и кадыком, что метался

Чуждым наростом на горле, еще не освоенной плотью,

С текстами чьими-то и заказною статьею

Он вдохновенно возился, попутно со мной обсуждая

Темные смыслы, а также значения слов, неизвестных в ту пору

Юно-пытливым мозгам… А потом я их всех находила,

Боже, в его же стихах, заставлявших меня усомниться,

В том, что восток есть восток, а запад по-прежнему запад…

Ангел сомненья, с предательски-точным извивом

Вечной усмешки, задумчивой, как отраженье

Мыслей великих, живущих в эфире все эти

Тысячелетия страха, тревоги, любви.

Ангел сомненья, как живо он взвился, когда

Я после долгого чтенья его сочинений

Строго, как завуч в учительской, проговорила:

«Все хорошо, кроме слова, торчащего дико

В цивилизованном тексте». «Трахаться?», - быстро спросил.

«Что ты! Помилуй! Куда омерзительней – «фотка»!»

Боже, попробуй-ка эти мгновения света,

Молнии резкой, пронзающей сердце, как стрелы

Мальчика злого с такой же блудливой усмешкой

Как-то суметь удержать! Что ответить – не знаю

Я на вопрос: а зачем?

Нету в профессии возраста, может быть, нету

Времени тоже? Может быть, зря мы

В страхе пред бездной, навек соблазненные Прустом,

Так озабочены долгим сраженьем вслепую

С призраком в маске? Не знаю.

Спроси у орла Кастанеды.

5.

Лучшее время дня, нет, конечно, ночи и, значит, суток.

Будем точны, мой друг, слишком мал промежуток –

Не уложиться долгим периодом мутной речи,

Лучше, ей Богу, молча обнять сутулые плечи

Сзади, прижавшись лбом к черепа основанью

(Вот ведь Гандлевский подсунул-таки словечко!),

Чтобы смешались ржавые пряди с теплым дыханьем.

Господи! Хоть такое на палец надеть колечко!

Лучшее время, покуда нет полнолунья,

Для озарений и всевозможных поднятий

Виевых век, когда видно до Киева… (Кунья

Шапка ужель не мешает?) Не стоит объятий

Даже одних это знанье, поверь мне, мой милый,

Что до печали – ни слова, общее место,

Впрочем, не худшее чувство. Я – про печаль, про силы,

Что придает она при наличьи зюйд-веста

Или любого другого настырного ветра.

Что? Застоялись пальцы? Тянуться к делу?

Все. Отпускаю. Я и сама у метра

Тем же цепным котом и душой, и телом.

6.

Когда б, на подушку упав головой,

Так слиться с беспамятством белым,

Чтоб ангел, что дружбу не водит с тобой,

К душе твоей вмиг прикипел бы.

Чтоб ангел, в чьем ведомстве ты ни при чем,

Явил бы любовь и участье

И, мир осеняя крылом, как крестом,

Твои расковал бы запястья.

И долго сидел бы, крыло подложив

Под голову грешно-земную,

Боясь шевельнуться, свой взор опустив,

Твой сон сторожа и губу закусив,

О жизни и смерти тоскуя…

7.

То подсвечник один тебе подарю, а другой себе оставлю, то кружку.

Все придумываю какие-то несуществующие связующие узы.

Пусть скучают они, разлученные, пусть окликают друг дружку,

Пусть томятся под пристальным взором вивисекторши вечной – музы.

Вот разбойница! Вот вампирша! Ей лишь бы одни страданья

Наблюдать чужие и ими одними питаться!

Что там! – знаем, какой неподъемной оплачены данью

Легкокрылые строки, с которыми смелости нет тягаться.

О, любимой мой, я ничем, ну, ничем, не волнуйся,

Ни себя, ни тебя, мой ангел, не выдам:

Ни движеньем, ни взглядом, ни бесконтрольным словом,

Успокоив всех присных и будущих жен твоих

своим аутсайдерским видом,

Как угодно присматривайтесь – вовсе не с тем уловом

Возвращается невод. Ускользаю то рыбой, то птицей,

Существом из другого мира, земной любви неподвластным.

Но в кильватере вьется строка, заполняя движеньем страницы,

Из которой все тайное наше – о, ужас! – становится ясным.

8. Поколение «Х»

Даже если умру, не заметит. Не скажет ни разу:

«Господи, как тяжело! Бездна какая зияет!»

О, полцарства за эту милость, за эту фразу

Отдала бы! Какое! Живет себе – поживает,

Как и все они, в своем существуя прайде,

Между делом подружек встречая, друзей провожая,

Ни единым волосом не пожертвует ради

Понимания речи другой. Что ему чужая?

И своей хватает. Глядит пустыми глазами,

Как в скафандре, в стойком своем возрастном отчужденьи.

Даже если умру. Изойду до смерти слезами –

Не засыпать ров. Исцеленья нет. Наважденье –

Этот ангел фарфоровый. Рыжеволосый. Крылатый.

Не бывает. Нечего ждать. В прах рассыпались латы,

И узды обрывки болтаются на коновязи.

И последняя капля, как завершение цикла:

Под чертой, кроме цифр, не живет ничего. Лицедейство

Истекает под рев подъехавшего мотоцикла,

И в обнимку уносятся ангел, гений, злодейство…

9.

«Вещь чиненная дольше сохранится», -

Сказал мне мастер, клея ангелочка

Из глины с лютней, что свою десницу

В набитой сумке сходу потерял.

«Пятно остаться может. Но ведь это –

Не страшно?» (О, забота о вещах!

Когда бы так заботились о людях!)

А он и вправду вышел, как живой!

Хоть кто из нас похвастаться решится,

Что ангела живого видел? А?

А я видала, между прочим, и

Любила даже, будто человека,

Как героиня Бабеля, что грубо

Налегши грузным телом, смяла крылья,

И ангельская хрупкость оказалась

Младенческой нежней. О, Боже мой!

Таким бабищам надобны ковбои

В полтонны весом, финны-лесорубы

Иль рыбаки-норвеги, но не эти

Из дуновенья света существа,

Что золотыми залиты кудрями,

И взгляд которых больше говорит

О тайне жизни, чем земное знанье.

Им не под силу наших чувств напор,

И страсти им неведомы, и гнет

И сладость выбора… Но облик, облик!

Но красота небесная! Но то,

Что слову не дается, только кисти!

О, немота восторга! Этот цвет

Волос в мозги мне въелся, застя свет,

Во всем, во всех ищу хотя б намека

На медь с отливом и когда встречаю

Хоть отблеск, небольшую схожесть, хоть

Оттенок крохотный – и это Божий знак, -

Немедля думаю, надеждой загораясь:

Еще вернется, может, ангел мой…

_______________________________________________

Елена Елагина – поэт, автор книг «Между Питером и Ленинградом», «Нарушение симметрии» и «Гелиофобия», член Союза писателей Санкт-Петербурга