НАВОДЧИК

Повесть

В те благословенные восьмидесятые годы, когда Семен Сергеевич Колтунов был всем нужен и частенько встречался в Ленинграде даже с самыми известными людьми из мира культуры, искусства, литературы и спорта, даже представить себе не мог, что он когда-либо станет презренным наводчиком.

Сейчас по телевидению показывают фильмы, многодневные сериалы, где всячески высмеиваются и поносятся годы советской власти. Мол, это была не жизнь, а сплошное мучение. Если вести отсчет от революции семнадцатого до начала шестидесятых. Может, для кого-то и так, но Семен Сергеевич никогда так красиво и богато не жил, как в 70- 80 годы. Показывают по теле ящику очереди в магазинах за импортной одеждой, обувью, мебелью, даже водкой, когда Меченый сатаной генсек деятельно взялся за капитальное разрушение могучего СССР. Тогда люди действительно давились у магазинов и даже дрались за право получить по талонам вожделенную бутылку.

Но кто стоял в очередях за всякой мелочью? Дураки, серые обыватели, а вот он, Колтунов, никогда ни в каких очередях не стоял, а квартира его с двумя холодильниками битком была набита самыми дефицитными товарами из Европы и Штатов. Даже мелким партийным деятелям только по праздникам выдавали в распределителях сырокопченую колбасу, осетрину с семгой и зеленую баночку красной икры или крабов.

Семен же Сергеевич ни в чем не нуждался. При всей своей неказистой внешности, а был он, как говорится, широкоплеч в заду, щекаст и носат, а какого цвета у него глаза он и сам не знал, потому что они были небольшими и часто мутными. Особенно в те недели, когда он широко запивал. Пил, конечно, самую лучшую водку. Отечественное пиво в те годы было на редкость дерьмовое, но в кладовке у него всегда было несколько упаковок финского в банках. Роста он среднего, белобрыс и губаст. В редких волосах уже заметно просвечивала плешь. Чтобы сразу внушить своим клиентам уважение к себе, он всегда был одет во все самое модное и был надушен французским одеколоном. Иногда тот к кому он заявлялся, покупал понравившуюся кожаную куртку или дубленку прямо с его плеч. Поэтому в багажнике своей «Волги» он всегда возил запасную одежду. Мог в компании небрежно обронить, когда речь заходила о тех или иных знаменитостях:

– Вы про Гогу? Так это я его приодел, как и Игоря из областного драматического. Мои старые клиенты!

К сорока годам сменил уже три жены. Последняя Тина Борисовна была мастером в парикмахерской. У нее стриглись и брились довольно солидные клиенты. Некоторые «новые русские» из крутых даже машину за ней присылали, и она стригла и брила их прямо офисе. Для всех была Тиной Борисовной, а для него – Стервозой. Конечно, в глаза он так не решался ее называть, потому что побаивался свою высокую горластую супружницу. Более-менее нормально они жили, когда Семен Сергеевич «работал», а вот когда запивал, а это обязательно случалось хотя бы раз в месяц, тогда он полностью зависел от своей Стервозы. Уходя в парикмахерскую, она его запирала на замок, опасаясь, что он сядет на свою белую «Волгу» и черт знает, куда его понесет. Знакомых тьма, у которых дачи. Уже случалось, что домой он возвращался из Комарова или Зеленогорска чуть живой и хватался за сердце с дикого похмелья.

Он догадывался, что Тина запирает его в квартире не только потому, что забоится о его здоровье и сохранности, просто она знала, что за каждую бутылку, принесенную вечером после работы, она выклянчит у него золотую брошь, кольцо с драгоценным камнем или даже шубу.

Была она выше его почти на голову, тоща и плоскогруда, глаза карие, каштановые волосы всегда красиво уложены. Голос у нее был пронзительный, сварливый, когда отчитывала мужа, тому приходилось от ее крика уши зажимать ладонями. Даже соседи жаловались на ее истошные вопли. Думали, что муж ее бьет, а на самом деле все было наоборот. У Тины Борисовны был мужской характер. Встречаются такие пары, когда рыхлый жопастый муж больше смахивает на женщину, а жена – на мужика. Но как бы там ни было, а вместе они прожили уже семь лет. Стервоза, получив от него послезапойные подарки могла проявить к нему и нежность. Если не брала красотой и женственностью, то в сексуальных играх была на высоте.

«Моя Стервоза и у мертвого подымет член! – в пьяном виде хвастался перед приятелями где-нибудь в загородной сауне Колтунов. – Заглатывает с яйцами!»

Но приятели как-то не клевали на его длинную, тощую жену. Старались не бывать у него, когда она находилась дома.

Семена Сергеевича действительно многие знали в Ленинграде, потому что «работа» его была в те годы нужной и престижной: он был «сумочником». В стране был дефицит на модные заграничные вещи и электронную технику, а «сумочники» - их не так уж мало было тогда – обеспечивали зажиточных граждан всем необходимым, чего никогда в магазине не купишь. Они делали заказы на японские телевизоры, видеомагнитофоны, стерео магнитолы, швейцарские часы, любую одежду и обувь. Даже на газовый пистолет и порнофильмы. И «сумочники», их еще называли «барыгами», все это доставали. Не так уж и мало в те годы ездило за рубеж людей. В основном артисты, музыканты, спортсмены. Там они на распродажах приобретали дефицитные вещи, которые у них оптом покупали барыги, а потом уже развозили в огромных сумках своим постоянным клиентам. По сути большая фирменная сумка была настоящим портативным магазином, набитым самыми разными вещами.

Клиентами же были у них действительно солидные обеспеченные граждане страны советов: те же артисты, режиссеры, писатели, кто имел деньги и не часто ездил за границу. И надо было видеть, как у многих загорались глаза, когда «сумочник» жестом долгожданного Деда Мороза извлекал из недр сумки разные красивые вещи. В основном эти люди не торговались: выкладывали столько, сколько запросит поставщик. Но изредка встречались и такие, кто «бился» с Семеном за каждый рубль. Причем не столько из жадности, сколько из желания поторговаться. Типичная базарная русская привычка. Но «сумочник» тоже был не лыком шит, таким клиентам он наворачивал такую цену, которую можно было и снизить, а свои деньги с солидным наваром он все равно возьмет. Изголодавшиеся по модным дефицитным вещам советские граждане хватали все, что не предложи. Тогда еще считалось, что по сравнению с отечественным товаром, любая заграничная вещь во много крат качественнее и красивее. Это гораздо позже, когда реформированную Россию захлестнули китайские и польские подделки под известные фирмы, люди стали понимать, что не все, что блестит ценно.

Подвыпив с приятелями своего круга - с клиентами он никогда не пил, да и у них не возникало такого желания – Семен Сергеевич хвастался, что у него полно «корешей» среди самых знаменитых людей в Питере. Даже называл громкие фамилии, а, заметив, что ему не верят, хватал трубку и набирал номер того или иного деятеля культуры, литературы. Некоторых называл по имени и на «ты», обещал на днях нанести визит. Конечно, приятели только рты раскрывали от удивления и большими глазами смотрели на современного Остапа Бендера…

Тогда время было суровое, и милиция преследовала тунеядцев и бездельников, даже привлекала к уголовной ответственности и высылала на знаменитый «сто первый километр». Такие состоятельные «сумочники», как Колтунов, и другие барыги побеспокоились о том, чтобы обезопасить себя и «купить» работу. Делалось это довольно просто: находили беспаспортного доходягу – теперь их называют бомжами – и оформляли под своей фамилией куда-нибудь в кочегарку истопником или грузчиком при магазине. В свой «серпастый и молоткастый» ставили штампик и милиция больше не возникала. А уж если какой-нибудь дотошный участковый сунется, то он ведь тоже человек? И от заграничного подарка никогда не откажется…

Семен Сергеевич не без оснований полагал, что в своем районе у него все схвачено: от участкового до заместителя председателя исполкома, которому он тоже поставлял по умеренной цене заграничные вещи. Без всяких хлопот за мелкую мзду оформил себе пару охотничьих ружей. Не для охоты, разумеется, а так на всякий случай… Если уж на то пошло, то его квартира представляла для воров настоящий супер-маркет. Правда, в те годы мало кто знал, что это такое.

И жил бы себе он в свое удовольствие и копил денежку в золотых украшениях и валюте, если бы вдруг в один прекрасный день в конце восьмидесятых его не загребли из-за явного пустяка: он продал одному не очень солидному клиенту газовый пистолет фирмы «Маузер» с коробкой патронов, доставленный ему из Финляндии, где у него тоже были друзья-приятели, а точнее такие же делаши, как и он, промышлявшие сбытом заграничных товаров в Ленинграде. Финны и тогда каждый день приезжали на красивых автобусах сюда на уик-энд и широко гуляли в гостиницах и ресторанах. Такому оборотистому человеку, как Колтунову, ничего не стоило поближе познакомиться с некоторыми и наладить взаимовыгодную торговлю. Не так уж и много слов нужно знать, чтобы объясниться с иностранцем на предмет купли-продажи.

Так вот клиент до чертиков напился в гостях и «расстрелял» из маузера всех сидящих за столом. Соседи вызвали милицию и обожравшегося придурка замели. Гости в скором времени пришли в себя – патроны оказались залежалыми и газ не так уж сильно действовал – а буян в милиции тут же заложил «сумочника». Горбачев все еще боролся в СССР с пьянством, заставлял повсеместно вырубать ценные виноградники, а на преступность и внимания не обращал.

На тюремных нарах Семену Сергеевичу не пришлось долго прокантоваться. К власти вскоре пришел Ельцин со своей оголтелой командой, набранной из бывших мелких чиновников – мздоимцев, торговцев цветами, сотрудниками из захудалых научно-исследовательских институтов и прочей шушерой, связанной с преступным миром. И сразу начались реформы, выгодные только им, амнистии. Надо же народ держать в постоянном страхе? А грабители, бандиты, «братки», «отмороженные» умеют это делать, если их не слишком будут беспокоить правоохранительные органы. Гомосексуалисты, которых тоже немало крутилось у власти, потребовали изменения суровых законов против них, чиновники-мздоимцы признали всех фарцовщиков, спекулянтов и в том числе «сумочников» не больше не меньше, как бизнесменами, которых надо не сажать, а всячески поощрять, чтобы они двигали человеконенавистнические реформы вперед. Радио-телевидение, не говоря уже о газетах-журналах захватила орава наглых теле ведущих и бездарных юмористов, издевающихся над народом. Обладая низким культурным уровнем, они тут же стали пропагандировать мат, извращенность, порнографию, бандитов и убийц сделали героями своих пошлых передач.

Будучи неглупым человеком Колтунов сообразил, что еще далеко не все потеряно. Статья у него была незначительная даже по тем временам, из тюрьмы толпами валили на волю воры, хулиганы, спекулянты, фарцовщики, даже валютчики… А кто он по сравнению с ними? Мелкая сошка.

В тесной камере, чтобы упрочить свое положение перед заключенными, он много рассказывал о своих богатых клиентах, как он «одевал и обувал» их, втюхивая за немалые бабки модное заграничное барахло. Рецидивисты с удовольствием слушали про жизнь и быт знаменитостей. Очень интересовались замками, запорами, охраной, не скрывая, что таких было бы здорово «разбомбить» и потом в сласть погудеть и погулять со шкурами на воле…Один из «сидельцев» вступился за него, когда Стервоза принесла ему богатую передачу, а тут же налетевшие урки захотели все отобрать. С того раза Семен Сергеевич и подружился с Лехой Хлыстом, хотя никаким сектантом сроду не был. Фамилия у него Киловатый, но Килой называл его только Пахан, у которого он был правой рукой. В тюрьмах своя особая иерархия. Из-за того, что Кила положил глаз на толстозадого Колтунова, похожего в тюремной робе на щетинистого розового поросенка, остальные сокамерники больше не задевали его и не претендовали на передачи с воли. Стервоза знала про валютные и рублевые тайники своего мужа и не скупилась на жратву, что особенно ценилось в тюрьме, где пустая баланда вызывала лишь отвращение. Каждая посылка делилась на троих: Пахану, Хлысту и Семену, получившему здесь глупое прозвище «Жопа Новый Год».

Перед выборами в президенты Ельцина по тюрьме прокатился слух, что Боря свой человек и уже готовит для заключенных новую широкую амнистию, а тут еще и защитники прав человека добились, чтобы и уголовники участвовали в выборах. Конечно, все решили отдать свои голоса за него.

Леха Хлыст, кстати, это прозвище он получил еще в первую свою отсидку за квартирные грабежи, больше всех проявлял интерес к рассказам Семена о своих богатых и знаменитых питерских клиентах. Кто не знает в России популярных артистов или спортсменов? Он даже признался, что еще в молодости «пощипал Эдиту Пьеху с ее муженьком, уехавшим в штаты. Леха расспрашивал о коллекционерах бронзы, марок, старинных икон. Не скрывал, что знай он раньше про такие квартирки, набитые антиквариатом, так «бомбанул» бы их. На что Колтунов резонно объяснял, что многие его клиенты давно установили стальные двери со сложными замками, да и квартиры их поставлены на охрану.

– А ты, Жопа Новый Год, думал, что я с фомкой хожу «бомбить» квартиры? – ухмыльнулся Кила. Был он среднего роста, рыжеватый, светлоглазый. В узком лице даже было что-то интеллигентное. По крайней мере, Семен, увидев такого на воле, никогда бы не подумал, что он грабитель. – Это битые фрайеры ломами и топорами крушат тонкие двери в спальных районах, а фирменному вору хозяева сами открывают железные с хитрыми запорами двери…

Тогда он подумал, что это обычный тюремный треп. Напуганный распоясавшимися в последнее время преступниками народ неохотно стал открывать двери незнакомым людям.

– Опытный вор никогда лбом не будет прошибать запертую дверь, - поучал Кила. – К к каждой краже нужен, Жопа, научный подход! Что за люди там живут, чем в жизни интересуются, какие у них слабости, привычки… Я люблю, чтобы мне лохи открывали сами двери и встречали, как дорогого гостя. А для этого я должен всех их изучить досконально, понял?

– Неужели есть такие дураки? – не поверил Семен.

– Чтобы мы с тобой делали, фраерок, если бы в мире не было дураков! – рассмеялся Леха.

– Леша, а за что тебя прозвали Хлыстом? – как-то полюбопытствовал Колтунов.

Тюремный приятель как-то странно посмотрел на него и, ухмыльнувшись, ответил:

– Я по натуре садист. Прежде чем кого-либо трахнуть, люблю хлыстом по жопе постегать…

Услышав такое, Семен внутренне содрогнулся. Он уже знал, что Киловатый активный педераст, но его пока не трогал. Были в зоне совсем молодые «петухи», которых по ночам на верхних нарах пользовали урки. А его жена не раз и дома обзывала уродом, за которого только такая дура, как она, могла замуж выйти. Впрочем, и сама никогда не была красавицей…Так что на его счастье интерес он мог представлять для садиста Хлыста только, как снабженец. Стервоза в положенный срок регулярно приносила передачи, которые они тут же делили на троих.

Семен Сергеевич не пробыл на зоне и года, как его амнистировали. Новый всенародно выбранный президент Ельцин не обманул ожиданий преступного мира, единодушно проголосовавшего за него. Насладившись долгожданной свободой, решил было вернуться к прежней «работе» сумочником, но тут же столкнулся с непредвиденными трудностями: тот самый заграничный дефицит, который он в поте лица добывал из Финляндии и Германии, теперь мог любой гражданин новой России купить в магазинах, ларьках, на барахолках. Даже появилась целая прослойка населения – это челноки. Свободно ездили в Китай, Египет, Арабские эмираты и привозили оттуда в огромных клетчатых сумках массу самых разнообразных дешевых товаров. Богатые теперь имели возможность в фирменных магазинах выбрать любой заграничный товар с гарантией, платя за него долларами, а беднота покупала на рынках и в ларьках ширпотреб с красивыми этикетками. А то, что товар с марками известных японских и европейских фирм, произведен в Китае и Польше, для них не имело значения.

Короче говоря, доходная профессия «сумочника» приказала долго жить. Приятель из бывших продавцов одежды по прозвищу Шуршила, ставший бизнесменом, предложил ему поработать у него за приличную зарплату заготовителем палтуса. Хотя Колтунов и не обеднел – деньжата у него с прошлых лет были прикоплены и не малые, особенно в валюте - тем не менее, взялся за рыбное дело. Но после первого же запоя приятель отказался от его услуг. Это государство раньше держало у себя на производствах несунов, пьяниц и прогульщиков, а частники этого позволить себе не могли. И Семен даже не обиделся на скороспелого бизнесмена. Да и сколько их теперь появилось! Даже самые презренные мелкие торгаши из комиссионок, с которыми он имел дела, тоже стали в фирмах и фирмочках делать большие бабки! А он себя, по сравнению с ними всегда считал аристократом. Еще в школе начав приторговывать пластинками с поп музыкой, транзисторными радиоприемниками и прочей мелочью, он уже больше нигде не работал. И ему даже в голову не пришло после десятилетки поступить в институт. Если понадобится, он запросто может купить диплом о высшем образовании, как это делают пронырливые кавказцы. Обладая покладистым характером и подходам к самым разным людям, он в свое время добился уважения у своих знаменитых клиентов, правда, которым теперь стал совершенно не нужен. Стервоза пока помалкивала. Она свою работу не бросила, потому что цены на стрижку стремительно росли, да и личной клиентуры у нее прибавилось за счет новоиспеченных крутых «бизиков», как она называла бизнесменов и высоко поднявших головы бандитов. У ее «урода» деньжата водились, пил он не больше и не меньше, чем раньше. А когда после тяжкого похмелья на него нападал зуд бешеной деятельности, не возражала, если он с напарником уезжал в Финляндию или Германию покупать старые иномарки, на которые здесь был огромный спрос. Кстати, машины они набивали разным заграничным барахлом, собранным на мусорных свалках. Один раз привезли двадцать упаковок баночного пива. Немцы выбрасывали не только ненужные им вещи, как телевизоры, холодильники, микроволновые печи, но и поношенную одежду и обувь. А пиво с просроченным сроком хранения подхватили они у магазина. И оно оказалось ничуть не хуже свежего.

Колтунову больше не надо было «покупать негра» из бомжей, который бы под его фамилией числился на какой-нибудь захудалой работе, больше тунеядцев никто не преследовал, и можно было жить спокойно и заниматься чем угодно.

Когда-то он мечтал о такой жизни, но вот когда она наступила, растерялся. Столько лет отдав обслуживанию богатых клиентов, он к пятидесяти годам стал им не нужен. Поездки за иномарками тоже было хлопотным и опасным делом. Там белорусы у границы отлавливали транзитников и требовали дань. Русские бандиты тоже не дремали. А таможни? ГАИ? Куда легче было по телефонному звонку заявиться к богатому клиенту и распахнуть перед ним сумку! И вот ведь какое дело, многие богатые при советской власти вдруг в одночасье при ельцинском режиме стали бедными. Это когда лоснящийся, как подрумяненный блин, Гайдар и его компания обесценили рубль и разорили вкладчиков сбербанка, превратив их сбережения в пыль! Такого вселенского грабежа цивилизованный мир и не помнит со времен американского кризиса 20 30 годов. И это главным образом коснулось честных людей, не прячущих свои деньги в матрасах. По старинке он иногда перезванивался с некоторыми бывшими клиентами, так все жаловались на безденежье и обрушившуюся на них нищету. Это были писатели, заслуженные артисты, известные ученые, институты которых перестали финансировать, особенно военно-промышленного комплекса.

И получилось так, что они уже ничего не могли у него купить, а в квартире оставалось немало приобретенного еще до отсидки добра на продажу, а «новым русским» - появился такой термин в России – ничего не нужно было от него, потому что они все могли приобрести в фирменных магазинах и за границей, куда они стали часто ездить и летать со своими женами и любовницами.

Неприятная это штука чувствовать себя никому ненужным. У него даже возникли подозрения, что и Стервоза ему стала изменять. Задерживалась допоздна в своей приватизированной парикмахерской, иногда от нее попахивало коньяком. Перестала она опекать его во время запоев. В такие дни могла и не ночевать дома, ссылаясь на то что, надоело смотреть на его пьяную рожу и слушать собачий бред. Нетрезвый он и переспать-то толком с ней не может…

Существует такая летучая фраза: «За что боролись, на то и напоролись!» Став никому не нужным, Семен Сергеевич ее сполна оценил по отношению к себе самому. И вот, пребывая в самом мрачном настроении в своей богато обставленной квартире, где на каждой полке можно было увидеть транзистор, телевизор, видеомагнитофон, плееры, японские часы-будильники, дорогие книги по искусству, которые он оптом покупал для перепродажи, он услышал звонок в дверь. Для жены было рано, а последнее время без звонка никто к нему не приходил.

Посмотрев в глазок, он увидел хорошо одетого в длинное кашемировое пальто рыжеватого мужчину в вязаной шапочке на голове и с черным дипломатом в руке.

– Вам кого? – хрипловато спросил он, совсем не собираясь открывать железную дверь незнакомцу.

– Здравствуй Жопа Новый Год! – рассмеялся за дверью мужчина. – Зазнался на воле? Не узнаешь старых корешей?

– Кила! – ахнул Колтунов, узнав в этом респектабельном гражданине своего бывшего сокамерника и благодетеля. Уж кому-кому, а ему он откроет дверь!

– Если хочешь по фене поботать, дружище, то зови меня Хлыстом, – широко улыбнулся Лешка Киловатый, переступая порог его квартиры. – За «Килу» я обычно бью фраеров в лоб и делаю клоуна!

– Ты нам в тюряге базарил про богатые квартиры своих клиентов, а у самого тоже малина дай Бог! – обведя большую комнату светлыми хищными глазами, заметил Хлыст. – Магазин!

– Остатки прежней роскоши, - вздохнул Сергей. – Теперь все это никому не загонишь. А в комиссионках мало того, что тридцать процентов сдирают, так и ставят за гроши.

Они уже выпили по рюмке «Смирновской», которую выставил из холодильника «Сименс» Колтунов, а теперь сидели на диване перед низким журнальным столиком и выуживали вилками из банки бело-розовые дольки крабов.

– А где твоя…

– Стервоза? – усмехнулся Сергей. – Стрижет-бреет крутых мужиков и хрен ее знает, когда придет.

– Ты что так и сидишь один дома?

– Пристроила она меня к одному мордатому бизнесмену этим… экспедитором, - рассказал Колтунов. – И бабки поначалу платил неплохие, а потом…

– За пьянку уволил? – живо сообразил приятель.

– Не привык я, понимаешь, на дядю вкалывать… Этого бизнесмена на днях замочили прямо в офисе. Вместе с телохранителем. По телику вчера показывали.

Незаметно прикончили всю красивую плоскую бутылку, разохотившийся Семен было полез в буфет за второй, но Киловатый остановил:

– Не будем надираться. Я к тебе, кореш, по делу. Уже с месяц болтаюсь по знакомым – последняя женка моя, пока я жопой полировал нары в камере, вышла за другого замуж и выписала - ночую у знакомой шкуры…

– Бабки нужны?

– Бабки всегда и всем нужны, – ухмыльнулся Хлыст. – Старые кореша из общака подбросили на первое время. Помнишь, ты рассказывал в камере про своих богатеньких клиентов?

– Я теперь им не нужен! – махнул рукой Семен. – Все можно купить в магазинах.

– Мне что надо от тебя, Жопа Новый Год, - посерьезнел гость. – Расскажи еще раз со всеми подробности о каком-нибудь жирном бобре с золотишком, бабками, долларами. Кто такой, чем промышляет? Про жену, детей, родственников. Наверное, и любовница есть? Какие запоры, всегда ли ставит свою хату на охрану? Кнопка у него или вызывает мусоров по телефону? В общем, вываливай все, что знаешь о нем.

– Зачем тебе? – не сразу сообразил уже захмелевший хозяин.

– Мы обчистим эту квартирку! – хохотнул Леха.

– Мы? – даже вскочил с кожаного дивана сразу протрезвевший Колтунов. – Ну, знаешь, в эти игры я не играю!

– Да я тебя даже на шухер бы в подъезде не поставил! – рассмеялся Киловатый. – Ты мне дай полную наводку, а на дело я пойду с корешком, который пораньше, чем я, вышел на волю. И молодая баба с тягой к наркоте у нас есть. Кровь с молоком и симпатичной мордашкой. На такую никогда не подумаешь, что она приблатненная курва. Если будет хороший текст… Ну, чтобы она перед закрытой дверью спела свою песню под мою музыку, ей и откроют. А я с корешом тут как тут! И все дела!

– Ну, откроют дверь, а потом…

– Смотришь теле ящик? Читаешь детективы? – балагурил Хлыст. – Потом руки-ноги телефонным проводом свяжем, пасть заклеим лентой – и в ванну или сортир на отдых…

– А у кого ружье? Или газовый пистолет?

– Вот обо всем этом ты мне подробненько и расскажешь… Когда лохов как следует прижмешь, они про все свои заначки и тайники расскажут. Как говорят следователи: расколются, как орех! А я много приемчиков знаю, как заставить их разговориться…

Семен Сергеевич, в общем-то, всегда был равнодушен к своим именитым клиентам. Приезжая к ним с сумкой, набитой товарами, он чувствовал себя благодетелем, одаривающим других красивыми вещами и электронной техникой. И клиенты, кто попроще, случалось, и заискивали перед ним. Он называл цену и был хозяином положения. Так что рассказать о том, что видел и слышал в богатых квартирах и дать адрес и телефон клиента вору, он не посчитал чем-то особенным. Если на то пошло, то у таких известных людей всегда много знакомых и почитателей. На него и не подумают. Он же сам, Семен, не полезет с фомкой в чужую квартиру? Да и Киловатый заверил, что даже пойманные с поличным воры, никогда не закладывают наводчиков. Это ничего не прибавляет и не убавляет в уголовной статье, по которой они проходят в суде. Да и случись такое, так ни один наводчик больше никогда не пойдет на сотрудничество с грабителями. Всем известно, что пойманные милицией киллеры, что тоже довольно редко случается, не выдают своих заказчиков. Это просто им не выгодно, потому что заказчик обязательно позаботится, чтобы убийце жилось в заключении вольготно, да и когда выйдет на волю или сбежит из тюрьмы, помощь ему будет оказана.

Все это выложил Колтунову вор-рецедивист Леха Киловатый. Впрочем, он не долго колебался, когда узнал, что за наводку будет иметь определенный процент от каждой удачной кражи. И Семен вспомнил, что жена рассказывала о врачах, которые назначают некоторым пациентам дорогие лекарства и даже адрес аптеки или склада зарубежной фирмы указывают, за что тоже получают денежку.

Он добросовестно поведал Хлысту о самых богатых бывших клиентах, у которых в квартирах были ценные вещи: бронза, картины, современная аудио видео техника. Да и наверняка водились золотишко, камешки, валюта. По памяти обрисовал интерьер помещений, прихожую, лестничную площадку. Леха очень интересовался, есть ли у них какое-либо оружие? И на этот вопрос у Колтунова был положительный ответ: некоторым клиентам он помогал через своих знакомых вступить в общество охотников и приобрести по лицензии охотничьи ружья.

Кила все тщательно записывал шариковой ручкой в принесенный с собой блокнот. Глядя, как он сосредоточенно хмурит лоб и вскидывает на него внимательные глаза, снова подумал, что Кила скорее похож на выборного агитатора, чем на квартирного грабителя. Таким наивные старики, не задумываясь, открывают двери…

Ушел Хлыст незадолго до прихода Тины Борисовны. И хотя тот просил ничего не говорить ей, Семен не удержался и все рассказал. Жена сразу догадалась, что у него кто-то был, и они выпивали. К его удивлению она отнеслась к этому делу довольно спокойно.

– Давно нужно было пощипать советских миллионеров, – сказала она. – Набили свои квартиры дорогой мебелью и антиквариатом, да и перед девальвацией многие наверняка перевели деревянные рубли в валюту, которую прячут дома.

– Но ведь грабители попадаются? В тюряге есть такие, что по двадцать лет сидят.

– Такие опытные, как твой Хлыст, знают свое дело и, не подготовившись, в чужую квартиру не полезут, – проявила удивившую мужа осведомленность Тина. – Проследят за жильцами, когда кто в какое время приходит, обследуют снаружи замки…

– Откуда ты- то все знаешь?

– Мои клиенты иногда тоже делятся своими секретами, – усмехнулась она. – Да и в современных наших боевиках очень убедительно показывают, как грабители попадают в чужие хоромы. И агитаторами прикидываются, и сантехниками и даже – милиционерами!

– Я ему «нарисовал» квартиру хромого мастера по ремонту видеотехники… Мы с тобой были у него один раз, когда я ему отвозил наш «Паносоник».

– У него на каминной полке штук пять старинных бронзовых часов с фигурками? – вспомнила Тина. – Это богатый мужик. Всю жизнь занимался спекуляцией антиквариатом, а видики и телевизоры ремонтировал только знакомым.

– Он и валюту скупал в конце восьмидесятых, когда доллар еще стоил тридцать рублей, - подхватил Семен. – У меня не раз спрашивал, у кого из моих клиентов можно купить зелененьких?

– Тебе бы, рыжему дураку, тоже нужно было всю свою наличность перевести в доллары и марки, - упрекнула жена.

– Не пори чушь! – возмутился он. – Большинство моих клиентов рассчитывались со мной рублями, да и я у финнов покупал товар за рубли. А если перепадали доллары и марки, так я их не тратил.

– Что вспоминать прошлое? – смирилась жена. – Твой новый бизнес с Хлыстом или как его?..

– Килой! – усмехнулся Семен.

– Не сможешь же ты всех своих знакомых заложить? Могут рано или поздно и догадаться, кто на них чуму наводил… Надо бы тебе, Семочка, и другой работенкой заняться, раз твой бизнес накрылся…

– Какой? – насторожился он. Кроме, как заниматься спекуляцией, он больше ничего не умел, да и желания никогда не было. Больше того, презирал трудяг на зарплате, считая их тупягами, не способными по-другому делать бабки.

– У меня постригается один крутой мужичок, так он ищет водилу с машиной, который бы каждый день отвозил и привозил из колледжа его восьмилетнюю дочку. Мужик богатый, мне в три раза больше платит за стрижку, чем я запрашиваю. И работка не бей лежачего: утром привез в школу девчонку, а в два- три часа отвез домой – и все дела!

Совсем без дела торчать целыми днями дома скучно – книг он не читал, а от телевизора уже глаза побаливают – а тут есть возможность помотаться по городу, заехать к старым дружкам-приятелям. Очень даже интересно, как они теперь выкручиваются и делают бабки?..

– За рулем тебя и на выпивку не будет тянуть, - уговаривала Тина. – Пощупай свое брюхо? От безделья и пьянства раздулся, как клоп!

– На себя посмотри, тощая селедка… - пробурчал он. – Привез – отвез, говоришь, и все? А не заставит он меня свою женку на рынок и по магазинам возить?

– Его жена артистка по заграницам разъезжает со своим театром. Сейчас в Израиле, а зимой поедет в Штаты.

– Вот почему ты часто по вечерам задерживаешься! – осенило его. – Наверное, на дому его стрижешь-бреешь?

– Ты никак меня ревнуешь, поросеночек? – рассмеялась Тина Борисовна. – Да такие богачи молоденьких дурочек покупают. Нужна я сорокалетняя баба ему! Ценит меня, как лучшего мастера в нашем районе.

– Сорокалетняя… – хмыкнул он. – Твое сорокалетие мы отмечали в ресторане «Нева» пять лет назад…

– Мне никто не дает и сорока…- обиделась жена.

Стервозу свою Семен Сергеевич не ревновал, считал, что она далеко не красавица, да и характер у нее сволочной. Спал он с ней раз в неделю по субботам, а если впадал в очередной запой, то и по месяцу до нее не дотрагивался. У его жены была другая страсть – это жадность к деньгам и дорогим шмоткам. Но чтобы она на свою костлявую и плоскогрудую фигуру не напяливала, все равно внимание мужчин не привлекала. И он не раз себя корил, что женился на ней. Страхолюдина, а сумела по пьяному делу окрутить! И очень уж постаралась ублажить его в постели. Вот тогда он и подумал, что красота у женщины – это еще не самое главное достоинство.

– А сколько он платить будет? Сама знаешь, почем теперь бензин, - окончательно решившись стать «извозчиком», сказал Семен.

– Не бойсь, поросеночек, не обидит! – заулыбалась Тина Борисовна. – У него денег, как грязи. А для дочки ему ничего не жалко. Только ты уж, дорогой, постарайся держаться. Запьешь, в три шеи выгонит!

– Я же тебе купил права? Случись, что сама сядешь за руль…

– И думать не смей! – взвилась жена. – Надо быть полным дураком, чтобы в наше время от хороших бабок отказаться из-за этой проклятой водки… Подохнуть хочешь? Забыл, как я в прошлом году летом вызывала тебе скорую, когда сердце заклинило?

После того случая, не на шутку перепуганный Колтунов с полгода в рот не брал. И вообще стал выпивать поосторожнее. Мог вечером под хорошую закуску немного выпить, а утром даже не похмеляться. Так, что с этой пустяковой работенкой вряд ли у него будут сложности. Приходилось ему вдрызг пьяным садиться за руль. Слава Богу, в крупные аварии ни разу не попадал, и за пьянство прав не лишали. В ГАИ были у него свои люди. Он ничуть не преувеличивал, когда хвастался, что у него все схвачено. Сколько он разных подарков перекидал знакомым милиционерам… Помнится, когда пересекал границу с Финляндией постовой честь ему отдавал, знал, шельмец, на обратном пути ему минимум упаковка баночного пива обломится!

Тина Борисовна вечером позвонила клиенту домой и в два счета договорилась, что завтра с мужем приедет к нему в офис на Кондратьевский проспект. Семен подсчитал, что от Пискаревки, где его дом, до колледжа, что неподалеку от кинотеатра «Гигант», всего и езды-то пятнадцать минут. Действительно работенка будет не пыльная. Сам хозяин живет в том же доме, где его офис.

– Ну, вот видишь, Семочка, как теперь быстро дела делаются? – явно гордясь собой, произнесла Тина. - Держись за него, крутой мужик и умеет на пустом месте делать большие бабки! Глядишь, и тебя научит…

Хлыст позвонил где-то через месяц и предложил встретиться на улице Восстания в японском ресторанчике, где в окнах выставлены карликовые хвойные деревца. Голос у него жизнерадостный. Прикинув, что за девчонкой Асей в колледж он заедет в три дня, Семен сказал, что подъедет на Восстания к четырем. В Санкт-Петербурге царствовала теплая осень, на дорогах желтели опавшие листья, девушки еще ходили одетые по-летнему. Ему приятно было смотреть на их длинные стройные ноги и крепкие задницы. А уж играть ими они умели на ходу. И почти каждая, проходя мимо зеркальных витрин, кинет на себя косой взгляд. Надо бы парочку закадрить и махнуть с ними в Сестрорецк к приятелю. У него на даче сауна, можно отлично расслабиться и оттащиться с прикольными девочками. Или как говорил герой фильма «Брат» Серега «оттопыриться»! Тинка возвращается из своей парикмахерской поздно, замотанная и подсчитывает на калькуляторе после ужина свои дневные доходы. Да, признаться, не очень-то последнее время и стоит на нее…

Леха Киловатый встретил его у ресторана, был он в богатой кожаной куртке, модных черных джинсах, чисто выбрит. Глаза светлые с голубизной, на правильном чернобровом лице играет приветливая улыбка, будто он и впрямь рад встрече. Никогда бы не подумал, что этот стройный высокий мужчина на все самое гадкое способен.

Семен сразу предупредил, что пить за рулем не будет, теперь попадешься гаишникам до гола разденут со своими штрафами, могут и права отобрать.

– Ты как хочешь, а я соточку хорошего коньячка опрокину, – не стал уговаривать Кила.

Японская кухня не понравилась Семену, заметив это приятель подозвал официанта и заказал для него бифштекс с жареной картошкой и бутылку «Боржоми».

– Сколько узкоглазых и черных расплодилось в городе, – добродушно заметил он, намазывая на поджаренный ломтик нарезного батона масло, а сверху щедро положил красной икры из вазочки. – В больших продуктовых магазинах обязательно увидишь китаянок, кореянок у тележек с салатами и винегретами. И за каждую порцию дерут по три шкуры. А кавказцы все рынки захватили. За прилавками стоят наши бабы, а они ходят в кепарях и за ними присматривают.

Вместо «соточки» Хлыст на зависть Семену, которому тоже захотелось выпить, оприходовал три рюмку коньяка. Предложи бы он еще раз, мол, давай налью, Колтунов наверняка бы дрогнул, но вместо этого тот вытащил из кармана несколько сотенных долларовых купюр и небрежно вручил ему:

– Твоя доля!

Семен поспешно спрятал их в карман.

– Кого же вы «бомбанули»? – поинтересовался он. Однако больше его занимало: сколько отвалил ему Кила? Неужели пятьсот долларов? Эти деньги он спрячет от жены. Да и вообще не стоит ей говорить про встречу с Киловатым.

– Слабаком оказался твой дружок! – усмехнулся Хлыст. – Я ему и всего-то два пальчика сломал, а он тут же показал на паркетину, под которой спрятал валюту.

– Кто?

– Какая разница? Чем меньше будешь знать, тем спокойнее заснешь… В России сейчас даже бабушки-пенсионерки прячут в матрасах доллары. Только тряхни – они и посыпятся!

– У бабушек много не вытрясешь…

– Бабушек и дедушек в подъездах с полученной на почте пенсией караулят не воры, а всякая наркотическая шелупень, - презрительно заметил Хлыст. – Я беру только богатые квартиры. И ты мне, Жопа Новый Год…

– Леша не называй меня так, - поморщился, оглянувшись на соседний столик, Колтунов.

– Заметано! – серьезно произнес Хлыст. – Я тоже не люблю, когда меня называют Килой…Так вот, Семен, подготовь мне еще парочку богатеньких клиентов. У меня заказ на антикварную бронзу, иконы и старинные картины. Небольшие, конечно, но ценные. Можешь, на листке все это записать?

– Давай, Леша, без всяких листков, – не дал себя поймать на удочку Колтунов. – Ты, если память хреновая, записывай, а меня уволь…

– Знаешь, что? – окинув взглядом опустевший рядом стол, предложил тот. – Поедем к моей Марухи? Сам понимаешь, здесь разводить толковище не годится… Я возьму водяры, шампанского, банку икры… Надо только брякнуть по телефону, чтобы подружку пригласила…- он толкнул в бок Семена. – Для тебя. Я же знаю, что ты любишь титястых и жопастых! Моя шкура быстро все сообразит.

–- Купи еще осетринки, - сказал Семен, никогда не отказывавшийся вкусно пожрать на халяву. – Я ее очень уважаю!

Он уже решил сегодня малость оттянуться. А если повезет, то и «оттопыриться». Не забыть бы Стервозе позвонить в парикмахерскую, что приедет домой поздно.

Две недели спустя, сидя вечером с женой на кожаном диване перед телевизором «Сони», Колтунов, не пропускавший передач ТСБ (телевизионной службы безопасности), сначала не поверил своим глазам: во весь экран показали большую комнату с дорогой мебелью, резные шкафы распахнуты, вещи разбросаны, а на коричневом ковре лежали три окровавленных трупа. Голос ведущего сообщил, что сегодня в тринадцать часов было совершено разбойное нападение на квартиру известного деятеля культуры Чеботарева. Среди нумизматов он был известен, как владелец богатейшей коллекции старинных монет. Очевидно, грабители проникли в его квартиру обманным путем, потому что осторожный хозяин посторонних у себя не принимал. Бандиты зверски пытали его, стремясь выведать тайники с золотыми монетами и валютой. Ограбив квартиру, убили Чеботарева, его жену и дочь, пришедшую навестить в этот злосчастный день своих родителей.

– Мать твою, Тинка, это же мой клиент! – вырвалось у Семена Сергеевича. – Сколько раз я был у него дома… Ну ладно ограбили, но зачем же убивать?

– Ты навел своих тюремных дружков на него? – пытливо посмотрела на него проницательная Стервоза. – Вот только что-то я не вижу долларов, которые они тебе за наводку обещали.

Полученными от Хлыста долларами Колтунов вовсе не собирался делиться с женой. Сотню пришлось заплатить той самой пышной курочке с большой грудью, которую вызвала маруха Киловатого. Хорошо они тогда погудели! И надо сказать, Семен удержался на утро от запоя. Отвез на «Волге» курочку домой, потом забрал школьницу и отвез в колледж. Жене сказал, что у машины полетела бобина высокого напряжения и пришлось до утра куковать на дороге, пока не буксире не доволокли «Волгу» до ближайшей станции техобслуживания. У нас пока водитель не может вызвать прямо на дороге техпомощь, как это делается в цивилизованных странах…

Поверила ему Тина или нет, но скандала не устроила. По-видимому, спасло его то, что не был пьяным, а запах алкоголя он отбивал мускатным орехом, который всегда находился в бардачке его машины.

– А ну как найдут их? – поежился Семен. – Старик наверняка все отдал, зачем надо было их всех убивать?

– Боишься, поросенок? – с презрением взглянула на него Тина. – Нечего было в тюряге свой поганый язык распускать, вот, мол, я какой крутой! Всех знаменитостей и богатых людей в городе знаю, все мне в ножки кланяются, когда товар привезу… Что я тебя не знаю?

– Не Лешка Кила из меня бы там шестерку сделали…

– Признайся, тебя эта Кила не поимела там где-нибудь в закуточке? – гнусно заулыбалась она.

– Чего не было, того не было…- пробормотал он, думая о том страшном, что случилось в квартире Чеботарева. Заслуженный деятель искусств всегда был приветлив с ним, покупал для молодой жены модные вещи, не торгуясь. А за монеты, которые доставал для него у знакомых деляг Колтунов, платил двойную цену.

– Да ты не бзди, поросеночек, – пожалела его жена. – Может, это и не Лешка Кила их замочил. Чеботарев был известным коллекционером. Мало ли кто из знакомых пришел якобы поменяться монетами, да и прихлопнул…

– Вроде бы Леха в монетах ни уха ни рыла, – оживился Семен. – И потом он больше интересовался бронзой и картинами…

Только сейчас он понял в какой серьезный переплет попал. Когда подробно рассказывал про своих клиентов Хлысту и другим сокамерникам, то ему тогда и в голову не приходило, что все вот так может страшно обернуться. Было слабое утешение, что это не Киловатого работа. Вроде бы с мокрыми делами квартирный вор не был связан. Хотя от других заключенных слышал, что еще в первую свою отсидку, он проиграл в карты одного «петуха» и замочил его заточкой в тюремной душевой…

Леха снова в том же японском ресторанчике с карликовыми деревьями на подоконниках вручил Семену пятьсот долларов. На этот раз наводчик не испытывал той радости, как в первый раз. Заикнулся было насчет Чеботарева, мол, не Лехина ли это работа? Но тот ожег его недовольным взглядом и сказал:

– Твое дело, Жопа, все мне рассказывать про богатеньких Буратино, за что я тебе в натуре и плачу, а все остальное тебя не касается, понял?

Но, почувствовав, что приятель расстроился, спросил:

– А кто такой Чеботарев?

Из чего Колтунов сделал вывод, что газет Леха не читает, а телевизор не смотрит. Когда рассказал про деятеля культуры, Хлыст энергично замотал головой:

– Я с дружком взял совсем другую хату…

– Чью?

– Говорю же, не твоего ума дело! – оборвал разговор вор. – Ты лучше подумай еще об одной хате… Лучше всего раскулачивать одиноких. Правда, к ним и подбираться труднее. Хорошо, что у нас видная баба есть. Она кому хочешь мозги запудрит!

Видная баба – это и была Маруха Киловатого. Высокая фигуристая девушка лет двадцати с красивой фамилией и именем – Ада Лебедева. Это она вызвала в тот первый раз рыжую подружку Ниночку. Вспомнив про нее, Семен решил сегодня же с ней встретиться. Рыжуха произвела на него самое хорошее впечатление. Она была постарше Ады, пухленькая, грудастая, губастая. Выпивали девушки наравне с мужиками. Квартира, где они встретились, была однокомнатной, Кила с Адой заняли кровать, а Семену пришлось трахаться с Рыжухой на кухне прямо на полу. Правда, Адка бросила им матрас с подушкой и простыню не первой свежести…

За полгода Колтунов получил от Хлыста около двух тысяч долларов. Это значит, что он ограбил четыре квартиры по его наводке. Теперь Семен не пропускал ни одной передачи ТБС, где сообщалось обо всех крупных грабежах в городе. Пятьсот зеленых все-таки пришлось отдать Стервозе. Она устроила очередной скандал, когда он снова вернулся от Рыжухи лишь на следующий день. А еще раньше у него был запой, и бизнесмен Плетнев отказался от его услуг. Теперь дочь его Асю отвозит в колледж другой водила. Не фиг было Тинке и рекомендовать его бизнесмену! Знала, что он может в любое время сорваться на неделю, а то и на месяц. И он снова оказывался запертым в квартире и, как манны небесной, дожидался возвращения с работы жены с вожделенной бутылкой…

А ведь в последний раз вдрызг напился он в компании Хлыста, Ады и Рыжухи. Вот это была ночь! Обожравшийся Кила ночью пришел на кухню и, спихнув его с матраса, улегся на Рыжуху, которая ничуть против этого не возражала. Поглядев на их извивающиеся тела на матрасе, Семен хлопнул еще полстакана и отправился в комнату, где взгромоздился на сонную, горячую Аду. С пьяну у него не очень-то получалось и здоровенная белотелая девица с позором вышвырнула его с мягкой кровати на жесткий паркетный пол, где он и заснул…

Телефон он знал только Рыжухи, живущей неподалеку от Ады Лебедевой. Зная, что Тина вернется из парикмахерской после девяти вечера, Семен набрал номер Ниночки. Вчера он немного выпил с одним случайно встретившимся на Невском приятелем, а сегодня захотелось еще добавить. Голос у Рыжухи был тусклым, а когда он, стараясь развеселить ее, стал рассказывать услышанный от приятеля анекдот про «новых русских» в Америке, Нина перебила:

– А ты что, ничего не знаешь?

– Чего я должен знать? – опешил он.

– Адку, Леху Хлыста и его напарника Толика позавчера замели… Проникли в квартиру к артисту, а тот успел включить какую-то хитрую сигнализацию…

– К Олегу из БДТ? – вырвалось у Семена.

- А говоришь, ничего не знаешь! Приехали на «канарейке» омоновцы в бронежилетах с автоматами и всех забрали. Леха было рыпнулся, так ему прикладом рожу разбили…

– И Адку?

– Ну, она-то выкрутилась…

– Я к тебе приеду, – сказал он.

– Давай лучше я к тебе, – помолчав, ответила Рыжуха.

Он вспомнил, что у нее нет питерской прописки, и она живет где придется. Два месяца ютилась в коммунальной квартире у напарника Лехи Киловатого, но Толик недавно привел к себе другую бабу, а ей подсунули Колтунова. Последнее время ее приютила у себя Ада Лебедева. Обо всем этом она еще в первую встречу ему рассказала. Тогда спьяну он пообещал ей подыскать угол у своих знакомых…

Семен объяснил, как лучше всего до него добраться, сообщил номер кода и квартиры. Повесив трубку, быстро оделся и с сумкой помчался в гастроном, закупить спиртного, пива и бананов. Рыжуха любила ими закусывать.

Рыжуха заявилась к нему не одна, а с высокой красивой … Адой Лебедевой.

– Чего шары вылупил? – грубовато прямо с порога проговорила она. – Всю ночь гады продержали в кутузке и только утром выпустили.

– Не смогли доказать, что Ада была с ними заодно, – прибавила Рыжуха Нина.

– Мы сделали вид, что вообще не знакомы… Я пришла в гости, а тут ворвались они.

– Леша и Толик тебя никогда не продадут,- вставила Нина.

– А подписку о невыезде взяли, – сказала подружка Лехи Хлыста.

– Там тоже не дураки сидят, – ввернул и хозяин.

– Ты не дрейфь, Сема! – усмехнулась Ада. – Воры никогда не выдают наводчиков.

Пока расстроенный Семен суетился на кухне, накрывая стол, Лебедева рассказала, что случилось. Прежде чем совершить грабеж Кила досконально выяснял все о жертве. От него, Семена, знал про некоторые привычки богатого артиста, объездившего с театром полмира, выяснил, когда уходит на репетиции, когда играет вечерами в театре. Артист слыл известным бабником, Хлыст подучил Аду навести марафет и после спектакля подкараулить его у выхода и попросить автограф на программке, что она и сделала. Кроме автографа, по достоинству оценивший статную фигуру фанатки, артист приписал внизу и свой домашний телефон, небрежно обронив, что на следующей неделе он два дня будет свободен. О том, что он в разводе с женой было известно.

Ада позвонила, и они втроем пришли к солидному дому днем в назначенное артистом время. Ада по домофону позвонила, артист открыл электронный замок на парадной. Хлыст с напарником поднялись на одну лестничную площадку выше, чтобы артист, не увидел их в глазок, когда будет открывать железную дверь. Девушке нужно было только замешкаться на пороге, чтобы они успели подскочить к еще не закрытой двери…

Когда он, пощелкав многочисленными замками, уже облаченный в красивый бухарский халат и благоухающий французским одеколоном с радушной улыбкой распахнул дверь, Ада якобы за что-то зацепилась, потом нагнулась на пороге, чтобы надеть соскочившую туфлю, а в это время Леха и Толик, втолкнув ее, ворвались в прихожую. Артист успел добежать до комнаты, закрыл ее изнутри, но мужчины вскоре вышибли ее. Но хозяин в эти считанные секунды успел нажать замаскированную на книжной полке кнопку вневедомственной охраны. Уж каким опытным грабителем не был Киловатый, но и он не сообразил, что, кроме обычной сигнализации, которую включают по телефонному звонку в диспетчерскую, появились у зажиточных граждан и кнопочные включения, так сказать аварийные.

Артиста успели связать, залепить рот клейкой лентой и запереть в ванной комнате, Ада в это время складывала в большие сумки ценные вещи в комнате, а Хлыст, включив в розетку утюг, готовился всерьез заняться артистом, чтобы он сказал, где прячет золотые вещи и валюту. А вскоре нагрянула группа захвата. Дверь они открыли ключами, которые находились у них.

Ошарашенные грабители без сопротивления сдались милиционерам с автоматами. Кила хотел было вырваться на лестничную площадку, но получил чувствительный удар прикладом и растянулся на цементном полу. Налетчиков посадили в желтый Уазик и увезли. К счастью для Ады Лебедевой, потерпевший не связал ее приход к нему с бандитским налетом, и сообщил следователю, что девушка пришла по договоренности с ним. То же самое сообщила в милиции и она, показав театральную афишку с автографом и телефоном артиста. Откуда-то взявшиеся грабители, мол, насильно втолкнули ее в квартиру, по-видимому, опасаясь, что она поднимет шум… В делах грабителей она до этого не была замешена, потому ее и отпустили, правда, взяв подписку о не выезде.

Первая бутылка «Пятизвездочной» пролетела меньше, чем за полчаса. Хорошо, что он захватил пару. Эти девахи пьют наравне с ним, ни одной рюмки не пропускают. Он понимал, что не следует надираться, потому что потом в постели, как бы не сплоховать… Помятуя, как опозорился с Адой у нее дома, когда Леха согнал его с Рыжухи, он решил на этот раз быть на высоте. А в том, что ему предстоит сегодня уложить в постель обеих, он не сомневался. Иначе с какой бы стати Лебедева тоже пришла к нему? Водка имеет хорошее свойство вселять в мужчину уверенность в своих силах, когда море, кажется по колено…

Когда он отвинтил белую пробку у второй бутылки, неожиданно до этого веселая русоволосая Ада вдруг зло округлила на него свои серые глаза:

– Из-за тебя мальчики погорели, – сказала она. – Ты же сообщил им, что на охрану квартира ставится по телефону из кухни, где установлена специальная розетка? А артист, когда они ворвались, закрылся в комнате и нажал какую-то кнопку…

– Откуда мне было знать, что он еще что-то там поставил? – возмутился Семен Сергеевич. – Я его последний раз видел, наверное, с год назад. И говорил об этом Хлысту.

– Очень он разозлился на тебя… – продолжала Ада. – Это у него будет уже третья отсидка. Меньше десяти ему не светит. И года мой миленок не погулял на воле…

– А Толику сколько дадут? – поинтересовалась Рыжуха.

– Наверное, столько же. Он уже один раз сидел по этой же статье.

– Я все разузнаю – они сейчас сидят в Крестах – надо будет тебе, Сема, раскошелиться на передачу для них, - сказала Ада.

– Толик травку любит, а Леше надо что-нибудь покрепче, – вздохнула Нина. – Я бы тоже сигаретку с гашишем закурила.

– Наркотой я не балуюсь, – помрачнел Семен. – И для других стараться не буду.

– А может, где-нибудь завалялась сигаретка? – ласково заглянула ему в глаза Рыжуха.

– Нет этой пакости у меня дома, - пробурчал он.

Настроение сразу упало: вместо того, чтобы с воров получать капусту за наводку, теперь с него будут тянуть… От Килы же и слышал, что святой долг любого наводчика помогать попавшему в тюрьму вору. А ведь как по пьяни бахвалился, что он, Леха, профессионал в своем воровском деле и больше попадаться ментам не собирается… А влип, как новичок! Про эту проклятую кнопку в комнате Колтунов не знал, а про помповое ружье, которое помог артисту купить в охотничьем магазине, сообщил. И про газовый пистолет тоже. Так, что себя виноватым он совсем и не чувствовал, о чем и поведал уже немного опьяневшим девицам. Да и по Адке не заметно, что она особенно переживает за Килу. Пожалуйста, он, Семен, готов его заменить… в постели. Высокая фигуристая Лебедева ему нравилась даже больше, чем плотная, но маленького роста Рыжуха… Он готов это хоть сейчас доказать!

Но доказывать ему ничего не пришлось, когда вернулся из туалета, девицы весело встретили его за столом, сами разлили по толстым стаканам оставшуюся водку, чокнулись с ним … и больше он уже ничего не помнил.

Поздно вечером, вернувшая с работы жена, сбросила его на пол с не застеленной постели, пинками привела в чувство и своим пронзительным голосом, сверлом врезавшимся в его зверски гудящую голову, потребовала немедленного ответа:

-Урод, где мои драгоценности? Деньги? Доллары? Если ты мне все пропитое и украденное не вернешь, я своими руками тебя задушу, пьяная мразь! Ты хоть понимаешь, что мы теперь нищие? Кого ты пустил в дом? С кем пил? Показал все наши тайники? Говори, гад, не то топором отрублю твою дурную башку!..

Башка действительно была дурной, пустой и зверски болела, он попробовал встать, но снова со стоном повалился на пол. Перед ним маячило багровое искаженное дикой злобой лицо Стервозы. У нее даже пена выступила на губах.

– Столько лет копила, откладывала на черный день! Кольца, браслеты, жемчужное ожерелье, даже серебряные ложки-вилки – все спи… Говори, кого привел в дом? Я буду вызывать милицию!

– Болит… – простонал он. – Все болит… Вызывай скорее скорую…

– Разбежалась! – выкрикнула она. – Может, и лучше будет, если ты сам, как собака, тут на полу и подохнешь…

– Мне что-то подсыпали в водку… – со стоном выталкивал он себя хриплые слова, сдерживая подступавшую к горлу тошноту. – Отравили, сволочи!

– Кто? Мужики? Бляди?

– Не знаю я их… В кафе выпили, а домой я привел их, чтобы продать видеомагнитофон с коробкой старых фильмов… Сама же говорила, что надо от этого барахла избавиться…

– От тебя, Урод, надо было мне, дуре, давно избавиться…- орала она. – Это надо додуматься: незнакомых людей в пьяном виде привести в квартиру! У тебя, что вместо головы качан капусты?!

Он с трудом дополз до туалета и, засунув два пальца в рот, долго и мучительно извергал из себя все выпитое и съеденное. Более подробно рассказать жене наспех придуманную историю со знакомством в кафе и продажей видеомагнитофона произошло, он смог только назавтра, потому он успел до приезда скорой помощи. Распухший язык в гортани с трудом повиновался ему, в глазах колыхался кровавый туман. Потом врач сказала, что если бы он не сообразил очистить от неизвестной отравы свой желудок, то мог бы и умереть. Она не сомневалась, что пациент отведал произведенной в домашних условиях паленой водки. Сколько за последние годы людей ею отравились?..

В больничной палате, где Семен Сергеевич провалялся неделю, у него было время все обдумать и расставить по своим местам. Жена побывала в милиции, составила список украденных драгоценностей, но кто будет искать их, когда убийц и террористов не находят. Твари Адка и Рыжуха не оставили в квартире никаких следов своего пребывания там, даже окурки из пепельницы унесли с собой. Тина сказала, что пока он был в отрубе собутыльники провели обыск в квартире по всем правилам: перерыли всю одежду, белье в шкафах, даже залезли в банки с мукой, крупой и рисом, не говоря уже о том, что перелистали толстые книжки, альбомы. Заглянули под мебель, в нескольких местах оторвали обои, даже в инструментах и охотничьем ящике шарили.

В общей сложности пропали пятнадцать тысяч долларов, больше ста тысяч рублей, все золотые и серебряные украшения и часы. Из вещей и одежды ничего не взяли, даже дорогое инкрустированное охотничье ружье и недавно купленную женскую шубу.

Тина Борисовна осунулась на лицо, на лежавшего на больничной койке мужа – она два раза к нему приходила – без отвращения и смотреть не могла. Хорошо еще, что в палате были и другие больные, а то могла в злобе и морду расцарапать. Слава Богу, что ей и в голову не пришло, что муж осмелился в их квартиру привести девиц. Пригрозила, что с таким конченым пьяницей, как он, больше жить не будет, уже обратилась в контору по обмену и продаже жилплощади. Для себя – детей у них не было – однокомнатную квартиру, а ему, наверное, достанется комната в коммуналке… Большего он и не заслуживает.

Она и раньше грозилась, что бросит его, но не уходила. А если бы и ушла, он не сильно бы горевал – она была его третьей женой. Да и потом кому такая тощая страхолюдина нужна?

Терзало его другое: как он смог допустить, чтобы в квартиру пришли сразу две прошмандовки? Знал, что от таких парочек жди беды! Пока с одной трахаешься, вторая всю квартиру обшарит. На его веку уже было такое. Слышал он и про то, что проститутки подсыпают какую-то гадость в выпивку и человек намертво отключается… Но откуда ему было знать, что Рыжуха приведет с собой Адку Лебедеву? Договаривались, что придет одна…

Тинка настаивала, чтобы он тоже обратился в милицию, может, повезет и его собутыльников схватят? Запомнил же он их рожи? Никуда, конечно, он обращаться не будет, так как связан своим сотрудничеством с Лехой Киловатым по рукам и ногам. Из больничного телефона-автомата он позвонил Аде Лебедевой, но в однокомнатной квартире уже жила другая женщина с мужем и ребенком. Оказывается, это Хлыст снимал своей Марухе жилье. А теперь ищи-свищи Длинную Адку с Рыжухой. Эти воровки могли и из города уехать. Да и найди их, а что толку? Никогда украденное назад не вернут, отлично понимая, что Колтунов на них не заявит. Тут только потяни за ниточку – и весь клубок размотается… Черт с ними деньгами и Тинкиными побрякушками, свобода дороже. Он уже понюхал, что такое тюряга…

Что же делать? Как дальше жить? Еще никогда в последние годы не было такого, чтобы он остался без денег и валюты! С прежней деятельностью покончено раз и навсегда. Былая профессия себя изжила. Проклятые запои не дадут возможности заняться каким-либо другим прибыльным бизнесом. Он привык работать один и никому не подчиняться. Разве только Стервозе и то лишь тогда, когда с похмелья дурной башки не может оторвать от подушки…Вот что его занимало, когда холодным осенним днем вернулся из больницы домой. Тине он не сообщил день своей выписки. Слоняясь по квартире, машинально поискал в кладовке под мешком с летней обувью спрятанную им бутылку, но ее там не было. Наверное, Стервоза обнаружила. Из ценного у них осталась лишь квартира с мебелью, аудио-видео техника, одежда и «Волга» в гараже.

Всерьез, что жена разменяет квартиру и уйдет от него, он не верил. Все-таки вместе прожили семь лет, если и любви уже не было, то осталась привычка. Да и где она еще найдет дурака, который бы все в клюве тащил в дом и слушался ее? Говорили же его приятели, что он по натуре – подкаблучник? И прежние жены вили из него веревки. Вон пишут, что мужчины бьют своих жен, а он ни до кого и пальцем не дотронулся. Если кто в их семейке и распускал руки, так это она – Стервоза. Сколько раз ходил с оцарапанной рожей…

И вот ведь какая интересная штука! Многие его знакомые, кто занимался спекуляцией, фарцовкой, перепродажей валюты и золота, сейчас процветали и не могли нарадоваться на новые времена, давшие им возможность по настоящему развернуться без опаски на преследование. Вороватые уже внутреннес младых ногтей настроенные на обман ближнего, преклоняющиеся перед денежными людьми и презирающие бедных они вдруг распрямились, широко развернули плечи, высоко подняли голову. Из ничтожества они вдруг поднялись на самый верх, как раньше говорилось: «из грязи в князи». Этот же Леха Киловатый утверждал, что за Ельцина и его команду, давших свободу ворам и бандитам, будет не только голосовать, а пойдет за них в огонь и воду… Похвастался, что с другими урками участвовал в разгроме Белого Дома в Москве и орал «Ура-а!» стоявшему на танке Ельцину. А вот ему, Колтунову, известному в городе спекулянту, новые реформы принесли один убыток. Одно дело разъезжать с сумками, набитыми заграничным товаром, по знакомым, а совсем другое организовывать какое-то малое предприятие с ограниченной ответственностью. Попробовал было освоить компьютер, так голова чуть не лопнула от непосильного напряжения. И как это молодые в офисах работают на них? Это было выше его понимания. Ему хватало подсчитывать свои доходы обыкновенного калькулятора. А тут какие-то файлы, байты, таблицы, виндусы, панели задач и даже какая-то электронная мышь, бегающая по голубому экрану!

Помнится один умный писатель, которому он привез из Финляндии пишущую машинку «Эрика», рассказал, что пишет роман, где доказывает, что большевики в двадцатых годах победили белую армию лишь потому, что по своему бескультурью, необразованности и беспримерной жестокости просто ошеломили цвет русской нации – военных, дворян, аристократов. Одни перли на противника, как татаро-монголы во времена Тамерлана и Батыя, а другие пытались противопоставить этой дикой орде цивилизованные нормы ведения войны. Писатель еще что-то толковал о высокой культуре и порядочности русских офицеров - аристократов и невежестве черни, которой, как собаке кость, большевики бросили низменный лозунг: «Грабь награбленное!»

В самом отвратительном настроении он оделся и вышел из дома. Жене и в голову не пришло позвонить. Перед всем случившимся она выпросила у него деньги на мобильный телефон «Нокия». Эти дорогие штучки только что стали входить в моду. Случайно он наткнулся на него прихожей и машинально сунул в карман кожаной куртки. Надо будет заглянуть в комиссионку на Апраксином Дворе, может, знакомые ребята быстро продадут его без оформления. В комиссионках стали драть с людей, сдающих вещи, тридцать процентов, вместо прежних семи.

На метро он доехал до Владимирской, а оттуда решил пройтись до Садовой пешком. Окинув рассеянным взглядом церковь, вспомнил, как сосед по больничной койке, рассказывал, что доведенный беспросветной жизнью до ручки – он попал в больницу в состоянии белой горячки – уже подумывал о том, как покончить счеты с жизнью, но один хороший человек посоветовал сходить в церковь и попросить у Господа защиты, помянуть покойных родителей, помолиться. А наложить на себя руки – это непростительный грех. Бог самоубийц не прощает. Их даже хоронят за оградами кладбищ. Вот толкуют о разных привидениях и призраках, так это и есть странствующие души грешников, не принятые на небо.

И бедолага отправился в ближайший от своего дома Спасо – Преображенский собор, где как раз шла служба. И так ему стало хорошо и спокойно в церкви, что вышел оттуда, будто очищенный от всей скверны. Выпишется из больницы и снова туда пойдет и попросит батюшку, чтобы помог ему отойти от губительного пьянства и обрести мир в душе. А этим разным экстрасенсам и гипнотизерам, кодирующих алкашей, он не верит. Деньги берут, а вылечить все равно не могут.

Тусклое осеннее солнце осветило золоченые купола, в парке рядом бродили по усеянными палыми листьями дорожкам вороны. А голубей что-то не видно. Вытесняют их с городских улиц и площадей серые разбойницы. У чугунной ограды на каменном выступе разложили свой домашний скарб горожане. Чего только тут не увидишь: старые очки, кошельки, кухонную посуду, разные провода и электроприборы, аудио – видео кассеты, одежду, обувь, носки. И все это отдавалось по дешевке. Тут же крутились плохо одетые мужчины с испитыми физиономиями, по-видимому, знакомые продающих, чтобы сразу забрать деньги и сбегать за бутылкой, которую тут же и распивали. Нищие с кружками держались ближе к паперти. А по Владимирскому проспекту непрерывно проезжали иномарки богатых людей, которым и смотреть-то в сторону нищих горожан было противно. Изредка появлялись милиционеры и изгоняли «торгующих у храма». Но стоило им уйти, как женщины снова доставали из своих сумок обветшалый товар и выкладывали на длинный гранитный выступ.

«Не дожить бы мне до такого, что вещи из дома начну продавать у метро? - мелькнула мысль у Семена Сергеевича. – А вот от мобильничка надо избавиться. В прошлый раз пять сотен рублей заплатил за Тинкины разговоры по нему!»

Родным и знакомым сразу на него повеяло в «Апрашке». Как и прежде знакомые мужики подторговывали в проходе порнографическими видеокассетами, у окна «Скупки» выстроилась небольшая очередь, тут же перекупщики зорко высматривали тех, кто готов за гроши продать приличную вещь, лишь бы сразу получить деньги. На втором этаже увидел за прилавком культтоваров Сашу. Раньше он с ним имела дело: продавец оставлял для него кое-что из аудио и видео техники.

- Давно тебя, Сема, не видел! – протянул руку через застекленный прилавок продавец. – Как дела? Тоже заделался крутым бизнесменом?

- Вон сколько разного товара на полках! Кому теперь нужен мой бизнес?

- Валерка из отдела одежды теперь миллионами ворочает. На днях купил обалденный «Мереседес». – В голосе Сашка явно прозвучали нотки зависти. – А ты еще не поменял свою старую «Волгу?» На «Вольво» или «Форд?»

- Не до жиру, быть бы живу, - криво усмехнулся Колтунов. – Тут меня две бляди обчистили, подлив в водку отравы. Все самое ценное унесли.

- Ладно, хоть жив остался! – хохотнул Саша. – Помнишь, Генку Лосева, что сидел на приемке?

- А-а, Красавец! – вспомнил Семен. Генка мало того, что в маленькой кладовке, где рядом в комнате принимал на комиссию вещи, трахал девок, так за деньги сдавал эту самую кладовку крутящимся на Сенном рынке кавказцам. А там даже нар не было. Один расшатанный стул. Отметился в этой знаменитой кладовке раз или два и Колтунов. Генка же и порекомендовал ему одну черненькую губастую минетчицу. С ней он расплачивался деньгами, а Лосю выдавал по упаковке баночного финского пива…

- Убили месяц назад мужика,- словоохотливо поведал ему Сашок. В отделе почти никого не было. – Из комка он уволился, стал пригонять из Германии иномарки. Жадноват Лось был и ездил туда без охраны. На границе Беларуссии и России его и перехватили вечером автомобильные бандиты. Он им под нос сунул газовик, а они ему из «макара» пулю в лоб. Там у Минского шоссе и похоронили. Много сейчас у шоссейных дорог таких могилок. Вместо креста то ржавый руль воткнут, то карданный вал…

Еще не много потрепавшись с ним, Семен предложил старому знакомцу мобильник в кожаном чехле. Сашок заинтересованно повертел его в руках, пробежался пальцами по кнопкам, приложил к уху.

- Проверка, - сказал он. – Конец связи.- И повернулся к Колтунову: - Сколько хочешь, друг?

- Я бы хотел сразу капусту, - сказал тот.

- Как своему человеку могу дать кусок, - поразмышляв, ответил Сашок. – Перфокарту можешь оставить себе на память, оформлять его придется по новой… А это тоже денег стоит.

- Бери с перфокартой за полторы? – скорее по привычке торговаться, сказал Семен. – Новенький, я его у финнов купил за две с половиной.

Столковались за тысячу триста, которые Сашок тут же и выложил.

Настроение у Колтунова несколько улучшилось. Вроде бы, когда шел сюда, солнце посверкивало в широких окнах магазинных витрин, а сейчас все небо заволокло плотными серыми облаками, точнее пеленой. В Санкт-Петербурге погода изменчива: вышел из дома солнце светит, а через час-два уже небо хмурое и дождь моросит. Само собой получилось, что он снова вышел по улице Разъезжей прямо к Владимирской церкви. Позолоченные купола храма и в такую хмарь мягко сияли. Словно приглашая его, негромко ударил колокол. Непривычный гул разнесся над площадью и заглох.

Проезжая и проходя мимо церквей и соборов, Семену и в голову не приходило зайти туда. Он даже не знал, крещен или нет. Рано умерших родителей не помнил, ни разу не был на кладбище, где они похоронены. Жил у тетки на улице Марата, уже в школе научился торговать и фарцевать. В тридцать лет первый раз женился, однако жену в кооперативной квартире, где живет и сейчас, не прописал. Вторую – тоже. Лишь Стервоза сумела его уломать и на второй год совместной жизни прописалась. И вот результат: собирается выгнать его из квартиры! Все самые необдуманные поступки Колтунов совершал во время запоев. Поэтому его Тина и запирала в квартире, уходя на работу.

Заглянув в ближайшее кафе, он выпил там стакан водки, закусил бутербродом с копченой колбасой и поспешно покинул это заведение. Уже полезли мысли, что неплохо бы еще сто граммов с кружкой пива… Едва ступил на тротуар, как снова раскатился над площадью колокольный звон. Некоторые прохожие, проходя мимо входа, осеняли себя крестным знаменем.

«Зайду в церковь и поставлю свечки за упокой Чеботаревых, - решил немного захмелевший Семен. Не отваляйся он в больнице больше недели, стакан водки для него был бы, что дробина для слона, а тут в голове малость зашумело. – Неужели это Леха Кила порешил их всех?..»

Об этом он много думал и на больничной койке. Тинка называла его толстокожим бегемотом, а вот смерть бывшего клиента Чеботарева и его семьи не давала ему покоя. Может, за это чудовищное злодейство все последние беды и обрушились на него?..

Колтунов выложил женщине за прилавком сторублевую купюру и потребовал на все выдать ему разнокалиберных свечей. Некоторые были тонкие и ломкие, как соломины, а другие толстые и крепкие. И все медового цвета с непривычным запахом. Провожаемый любопытными взглядами людей, засунул свечи в карман куртки и подошел к иконам и распятиям, что виднелись по обе стороны зала с высоким куполообразным потолком. Там распростерли крылья ангелы. На колоннах Иисус Христос, распятый на кресте, Он же длинноволосый, со скорбным красивым лицом на темных в позолоченных окладах иконах. Пречистая Дева Мария с младенцем и золоченым нимбом над головой, другие святые, которых он не знал. В помещении витал запах ладана, в углу о чем-то негромко беседовал молодой священник с грустной женщиной в черном платке. У высоких плоских медных чаш с горящими тонкими свечами толпились верующие. В похожие на наперстки отверстия они вставляли зажженные свечи.

– А что это? – спросил у худенькой женщины в черном Семен, кивнув на красивое с распятием Христа украшенное возвышение.

– Святой престол, – негромко прошелестела монашка, вынимающая при помощи изогнутой спицы огарки из чаши и складывающая их в медный ковш. – Рядом Запрестольный крест, Семисвечник.

– Куда мне воткнуть это? – показал ей связку свечей Колтунов.

– За здравие или за упокой? – оторвавшись от своего занятия, подняла на него большие глаза женщина. – Вы, по-видимому, не часто бываете в Божьем храме?

– Мне надо вставить свечку для Бога и этих… святых угодников? Ну, вот эти самые толстые?

– Я вам принесу Трикерий, – чуть приметно улыбнулась женщина и, исчезнув в одну из узких дверей, вскоре вернулась с массивным бронзовым подсвечником.

Вставляя восковые свечи в отверстия, Семен Сергеевич вместо облегчения и спокойствия, о котором ему поведал сосед по больничной койке, чувствовал какую-то чугунную тяжесть. И не в голове, а внутри. Что-то давило на него, заставляло сердце гулко бухать, опять мелькнули увиденные по телевидению лица убиенных Чеботаревых. В дьявольской усмешке искривились лица воровок Адки Лебедевой и Нинки Рыжухи. Эти-то сучки с чего бы ему сейчас пригрезились? Хотя Кила и отпирался, что он наехал на квартиру Чеботарева, Семен грешил только на него. А лик распятого Иисуса Христа будто подернулся легкой дымкой, стал расплывчатым. И еще ему показалось, что Господь, склонив голову с нимбом, смотрит на него осуждающе. И от мучительно суженных глаз Его ему было никуда не деться. Даже отвернувшись, он лицезрел туманный лик Христа.

Установив три толстые свечи в трикерий, как назвала красивый золоченый подсвечник монашка, Колтунов достал из кармана зажигалку и стал чиркать, но, сколько он не подносил колеблющийся огонек к черному тонкому фитилю, тот съеживался, на миг вспыхивал и тут же угасал, испустив легкий сиреневый дымок.

«Даже в церкви надувают! – с неудовольствием подумал Семен. – За бракованные свечи такие деньги гребут!»

Он подошел к очищенной от огарков высокой чаше с множеством отверстий для свечей, и стал втыкать туда тонкие свечи. Некоторые не хотели стоять, падали, две сломались, но он все-таки устроил их все в обширной латунной чаше. Чиркая зажигалкой, подносил огонек к фитилям, но они съеживались и рассыпались в прах. И тут такая злость обуяла Колтунова, что он чуть не вы матерился вслух, но во время вспомнил, что находится не в пивной, а в церкви.

С тремя тонкими свечами подошел пожилой мужчина с обнаженной седой головой, скользнув равнодушным взглядом по Семену, впустую чиркавшего зажигалкой, зажег одну свечу от другого подсвечника, вставил в чашу и быстро запалил оставшиеся две.

– Вот черт! – вырвалось у Колтунова. – А у меня ни хрена не получается.

– Негоже, гражданин, в святом храме поминать нечистого,– укоризненно заметил мужчина и отвернулся от него. Прошептав, по-видимому, имена близких ему людей, он несколько раз истово перекрестился на распятие Иисуса Христа и ушел, стараясь даже не смотреть в сторону Семена.

А тот, злясь все больше, чиркал и чиркал зажигалкой, безуспешно стараясь запалить свои свечи.

– Не зажигаются, - перехватив недоуменный взгляд снова появившейся рядом монашки, пробормотал он. Она уже давно наблюдала за ним.

Глаза женщины расширились, в них мелькнуло что-то непонятное, часто закрестившись, она шепотом произнесла:

– Грех на тебе великий, прохожий… Грех кровавый, непростительный! Бог от тебя отвернулся, видно, свою черную печать на тебя наложил враг рода человеческого… Хочешь, батюшку позову?

– Зачем?

– Исповедует тебя…

– А что это такое?

– Бог милостив, может, и простит тебя.

Чувствуя, что начинается головокружение и подступает, как с тяжкого похмелья тошнота, а Божественные лики на иконах и фресках стали расплывчатыми, будто и впрямь отвернулись от него, Семен пробурчал:

– Где тут у вас сортир? Блевануть потянуло…

– Ты крещеный, мил-человек? – спросила жнщина в черном.

-–Откуда я знаю… – стал он продвигаться к выходу, комкая в руке кепку с кнопками. Он действительно не знал: крестили его родители или нет? Со своими стариками, жившими на Псковщине, он не поддерживал отношений, не был даже ни разу на деревенском кладбище, где они похоронены. Приехал в деревню Опочецкого района через полгода после смерти матери – отец еще раньше умер – чтобы продать дом. Деревню он не любил, предпочитал в бархатный сезон, когда в Питере было холодно и дождливо, отдыхать на Черноморье. Разумеется, с женой, одного его та никуда не отпускала, зная, что может запить.

На свежем воздухе ему стало лучше, нащупав в кармане кожаной куртки сломанную тонкую свечу, отшвырнул ее к церковной ограде. Тут же с ближайшего голого дерева спланировала ворона, подхватила клювом свечу и снова взмыла на покачивающуюся ветку. Золоченые купола храма по-прежнему мягко светились, торгующие люди все еще табунились у тротуара, предлагая прохожим свой немудреный товар. Наверняка тут и бомжи с багровыми лицами продают старье, найденное на помойках. Богатые многое теперь выбрасывают, что еще может пригодиться.

«Тут близко отличный кабачок, где можно оттянуться… - зашептал в ухо предательский голос. – Пропустишь сто граммов с бутылочкой пивка и сразу на душе станет светлее…»

Этот подлый бесовский голосок и раньше перед очередными запоями соблазнял его на «сто граммов с прицепом», но он-то отлично знал, что это только приманка – сыр в мышеловке. Сто граммов наверняка за собой потянут еще столько же, а потом еще и еще… Ладно, что сегодня без машины. Дома, когда заявится с работы Стервоза, ему придется выслушивать ее длинные гневные нотации. Черт, вымотает все ему кишки за удачно проданный мобильник! Может, и впрямь лучше бы она разменяла квартиру и ушла? Не она ли подталкивала его на сотрудничество с квартирными ворами? «Давно пора тряхнуть твоих богатеньких Буратино! – злобно распространялась она. – Небось, считая зелененькие, мечтают поставить в своих сортирах золотые унитазы…»

Впрочем, грешить на нее не стоит: в тюряге, наслушавшись урок, он потому сразу и попался на крючок к Лехи Киле, что и сам завидовал своим обеспеченным клиентам. Он носится с сумками на «Волге» по городу, торгуется не только с ними, но и с поставщиками, а они черт знает, за что получают такие бабки, что готовы ему были за пустяковую заграничную хреновину отвалить любые деньги…

Ноги сами привели его к знакомому кафе с зазывной вывеской «У Сергея». Знал он этого суетливого халдея из ресторана на Садовой. Вот сумел выскочить «в люди», завел собственный кабак, растолстел, под окнами его офиса стоят «Вольво» и джип. Это раньше пьяный Семен совал ему на чай в жадную ручонку пятерки и десятки, а теперь Серега и не смотрит в его сторону. И выходит поприветствовать лишь крупных бизнесменов, депутатов законодательного собрания и бандитов. Для них у него имеется отдельный шикарный зальчик. Там можно и дорогую соблазнительную проститутку вызвать по мобильнику. А таким, как безработный Семен, туда ходу нет.

Изрядно набравшийся Семен, в таких случаях глаза у него становились оловянными, растягивая слова, спрашивал соседа по столу:

– Вот ты мне скажи, друг ситный, почему в церкви я не смог зажечь ни одной свечки? А купил на целую сотню? Чиркаю зажигалкой, как дурак, а фитиль не загорается?

Собутыльник тоже уже на взводе тряс лохматой головой и, часто моргая помутневшими глазами, отвечал:

– Ты еврей или мусульманин? Может, тебе надо было идти в синагогу или в мечеть!

– Русский я! – бил себя кулаком в грудь Колтунов, чуть не плача от обиды. – Русский! И мать с батей были русскими… Всю жизнь прожили на Псковщине в деревне. Я и зашел в храм их помянуть, а мне там худо стало. С чего бы это?

– Грешил, может, много?

– А кто без греха? – философски заметил Семен, вспомнив иллюстрацию из антикварной Библии, что купил много лет назад за бесценок у одного алкаша. – Евреи хотели камнями забросать какую-то бабу, обманувшую мужа…

– Марию Магдалину, - вставил «Друг».

– Не помню, как ее звали, но Иисус закрыл ее собой и сказал евреям: «Пусть тот бросит в нее первый камень, кто без греха». И никто не бросил… Понял?

– Гляди одни ноги видны? – кивнул на низкое незанавешанное окно «Друг». – Можно подумать, что прямо по нашим головам ходят прохожие.

– Да хрен с ними! – даже не взглянул на окно Колтунов. – Скажи: почему у всех свечи горят в руках, а у меня нет? Там монашка была, так она даже испугалась…

– Может, ты убил кого? – оглянувшись и понизив голос, произнес собутыльник.

– Но не я же! – вырвалось у Семена.

– Кто нарушает Божью заповедь «не убий!» тому нет прощения на земле и небе, – ясным голосом заявил «Друг».

Как его звать, Колтунов не запомнил, да и тот не называл его по имени. Просто, по-видимому, у обоих было одинаковое подавленное настроение вот и сошлись случайно за одним столом, как это часто бывает в питейных заведениях. А разойдутся, больше и не вспомнят друг о друге.

– Говорю же, я сам никого не убивал!

– Значит, заказчик? Нанял киллера и он убил? – настырно допрашивал «Друг».

- Ты никак из милиции? – подозрительно уставился на него осоловелыми глазами Семен.

– Я – свободный художник, с гордостью произнес «Друг». – Хочешь за сотню твой портрет угольным карандашом прямо здесь нарисую?

– А-а, ты на улице прохожих малюешь? – сообразил Колтунов.

– Летом много зашибал, а как похолодало, так пришлось сворачивать мой бизнес, - удрученно покачал лохматой головой художник.

Обычно люди искусства отпускают бороды, а этот был чисто выбритым. Правда, сейчас в моде очень короткая разряженная растительность на лице. Жена сказала, что даже есть специальные машинки, чтобы их подстригать. И стрижка такая стоит довольно дорого. С такой неопрятной бородой часто в программе «Однако» мелькает ведущий. Да вроде бы там все бородатые.

– Я тоже свой бизнес свернул… - вздохнул Семен.

– А чем ты занимался? Торговал? Теперь все чем-нибудь торгуют… Даже своими женами и любовницами…- художник рассмеялся. – Хочешь тебе титястую натурщицу продам?

– Я тебе, друг, свою Стервозу и даром бы отдал, да боюсь не возьмешь, - поморщился Колтунов. Разговор о женщинах снова вернул его к грустным мыслям. Больше всего в своей жизни он пострадал от них: все, как одна жадные жены, хищные проститутки, обокравшие его и чуть не отравившие. Одна красивая телка в прошлом году на даче у приятеля наградила триппером, хорошо что еще на Тинку не забрался в тот запой, а то со свету бы сжила.

- Идут, идут…- мечтательно снова уставился на окно художник. – Куда идут? К кому идут? Зачем идут? И одни сплошные ноги… А, может, оно и лучше смотреть на ноги, а не на угрюмые рожи?

Сообразив, что «Друг» с пьяну уже начал заговариваться, Колтунов решил, что пора закругляться. На них и так уже стали оглядываться с соседних столов. И бармен косится.

Щедро рассчитался за все, широким жестом отстранив руку художника с зажатой в пальцах сотней. Они вместе вышли на сумрачную улицу. Окна магазинов с зазывными надписями уже были ярко освещены. Были часы пик и на тротуарах толпились люди, особенно много их было у входа в метро.

– Возьмем еще бутылку и ко мне в мастерскую? Это близко отсюда? – предложил художник.

– А ты не боишься к себе приглашать незнакомых людей? – покосился на него Колтунов. – А вдруг я…

– У меня там, кроме мольберта, широкого дивана, стола и непроданных картин ничего нет, - улыбнулся тот. – Я не из процветающих. Я из пьющих!

– Я – тоже, - обронил Семен. – Забрал у жены мобильник и вот пропиваю его… Ты спросил меня: чем я торгую? Никогда не угадаешь!

– Крадеными вещами?

– Хуже, я продаю человеческие души!

– Я слышал, что это черти их в старину покупали! – рассмеялся художник, естественно, не воспринимая всерьез трепотню пьяного человека. – Да, еще гоголевский Чичиков… Правда, он скупал мертвые души.

– А когда пошел в церковь свои грехи свечками искупить, - гнул свое Колтунов. – Бог от меня отвернулся.

– Кто же ты, друг? – повнимательнее взглянул на него художник.

– Наводчик! – приблизил свои толстые губы к его уху Семен. – Не слышал про такую хлебную профессию? Посмотрю на твою мастерскую и если увижу, что-нибудь стоящее, то наведу на тебя грабителей… Главное не надо сопротивляться, когда тебя будут грабить, не то иогут и убить… Подожди меня здесь, я в гастрономе возьму бутылку «пятизвездочной» и пойдем к тебе…- он пошуршал в кармане куртки ассигнациями. – Ты нарисуешь мой портрет…

Когда он вышел из магазина с двумя бутылками водки и закуской в полиэтиленовом пакете с улыбающейся физиономией знаменитого певца, «Друга» на тротуаре уже не было.

«Слинял, сука! - усмехнулся про себя Семен. – Мне больше достанется… А на портрет твой мне наплевать! Хорошие художники на улицах прохожих не рисуют… Хорошие художники ездят по заграницам на «Мерседесах», малюют там семейные портреты богатых обывателей, а здесь дачи строят по собственным проектам…»

И вспомнил своего бывшего клиента - известного художника, на богатую квартиру которого он еще летом навел Леху Киловатого.

______________________________________________

Вильям Козлов – прозаик, автор романов «Потерянный век», «Птица Небесная» и других, член Союза писателей России.