НАВОДНЕНИЕ

Перестарались служители зияющей пустоты

И рассердили ветер – (мне ли о том жалеть!).

Теперь лежат в подворотнях, трусливо поджав хвосты, –

В наших краях от усердия немудрено заболеть.

Рядом с рекламной тумбой, ободранной догола,

Ходят серые волны с льдинами наперевес.

Если по недомыслию выйдешь из-за угла,

На шею электропровод тебе намотает бес.

Самое время мысли в строй загонять пером

Или топить в ведерке постмодернистский бред,

Чтоб из двора-колодца, как пустое ведро,

Черный квадрат подняли на смех, а не на свет.

И все-таки жаль плутишек – (умных не по годам).

Их теперь, оглашенных, затопчет любая тень

И смоет большая вода с камней Великого города,

Я бы их спас, конечно, да что-то сегодня лень.

* * *

Я устал. Мне уже не поймать этот снег.

Подставляю ладонь – он, шутя, от меня улетает.

До того унизительно нынче звучит – человек,

Что в сравнении с ним и фонарь до небес вырастает.

Я не стану сегодня таскать за собой свою тень.

Пусть идет, куда хочет, и всласть отражается в лужах.

Пусть ее не тревожит трамвайных звонков дребедень.

Пусть никто не пугает ее приглашеньем на ужин.

Постою, помолчу, погляжу на мятущийся снег.

Он еще не лежит на карнизах свалявшейся ватой.

Он летит и летит, и моих не касается век.

Он, конечно же, синий и пахнет, естественно, мятой.

Мне не нужно трех раз, я могу с одного угадать

Почему так тревожно кричит на Неве теплоходик –

В Петербурге туман. В двух шагах ничего не видать.

Снег уже не идет. Он уходит, уходит, уходит…

* * *

Скоро утро. Тоска ножевая.

В подворотню загнав тишину,

На пустой остановке трамвая

Сука песню поет про луну.

Вдохновенно поет, с переливом,

Замечательно сука поет.

Никогда шансонеткам сопливым

До таких не подняться высот.

Этот вой, ни на что не похожий,

Этот гимн одинокой луне

Пробегает волною по коже,

Прилипает рубашкой к спине.

Пой, бездомная, пой, горевая,

Под берёзою пой, под сосной,

На пустой остановке трамвая,

Где любовь разминулась со мной.

Лунный свет я за пазуху прячу,

Чтоб его не спалила заря.

Плачет сука, и я с нею плачу,

Ненавидя и благодаря.

* * *

Убегает от смерти во сне нецепная собака,

Раздувает бока и когтями скребет по ковру.

Ах, какая была с волкодавом прекрасная драка!

Он пришел, как хозяин, пометить твою конуру.

Спи, надежный мой друг, завтра будем зализывать раны.

Я тебя не оставлю и утром налью молока.

Скоро выпадет снег, на березах повиснут туманы,

И по первому льду мы погоним с тобой облака.

Жаль, что век твой не долог, - совсем уже морда седая.

Я прошу тебя, псина, от смерти беги со всех ног.

Ну а если уйдешь, ты достойна собачьего рая, -

У меня на руках абрикосовый дремлет щенок.

* * *

Белый день. Белый снег.

И бела простыня.

Бел, как мел, человек,

Он бледнее меня.

Он лежит на спине.

Удивленно глядит –

По отвесной стене

Страшновато ходить.

«Не спешите, больной. Помолчите, больной», –

Говорит ему смерть, наклоняясь надо мной.

_______________________________________________

Владимир Шемшученко – поэт, автор книг «Арифметика смерти», «Красным по черному», «Передозировка» и других, член Союза писателей России