ГРУЗИНСКИЕ ГОСТИ

Михаил АНАНОВ

МОЙ ДОБРЫЙ СТАРШИЙ БРАТ

Рассказ

Он на кресте скорбел пред Властелином

Молил за нас, взывая к небесам,

И Дух Святой явил Его очам

Тот мир, в котором Он пребудет Сыном

Ковчег Завета, в облаке старинном,

Вверяет наши души чудесам;

Кто истину в вине постигнет сам –

Предстанет перед Судным днем невинным.

Отец, избавь Меня Ты от оков, –

Нет, не ропщу Я на своих врагов,

Но помоги свершить Мне воскресенье.

Не ведают они ведь, что творят,

И Божий Сын сойдет за ними в ад,

Чтоб вымолить за них Твое прощенье.

Арчи сидит за столом у окна, повернув голову в сторону уходящего за горизонт солнца. Арчи держит в руках маленькую шарманку, на которой время от времени поигрывает. Арчи думает о своем будущем. Так он и отвечает своему старшему брату Бидине, когда тот его окликает по случаю. Арчи часто предается мечтам, представляя будущее светлым и жизнерадостным.

Полутемная комната, в которой ютились братья, имела весьма скудную обстановку: одинокий шкаф, стоящий в стенном углубленье; старый побитый комод; небольшой стол, подле него два потертых стула да скрипучая тахта, на которой любил сидеть добрый Биди, как его иногда называл Арчи.

– Мой добрый Биди, – говорил он, – ты для меня сделал столько, сколько никто никогда не сделает.

Биди на эти слова скромно улыбался:

– Что сейчас причудилось тебе?

В окно подул свежий бриз. На мгновенье комната, будто, оживилась. Биди на секунду снял с себя кепку, которую он постоянно носил, и почесал свою голову, обритую наголо.

– Я представил себя футболистом, – Арчи, улыбнувшись, обнажил свои передние большие, как у зайца, два зуба. – Причем доведшим свою сборную до матча века.

– Даже так?

– А меньшего мне не надо. И в самый решающий час я один, воплощая целую команду, сражаюсь со своим соперником и... естественно, побеждаю.

У Биди было серьезное выраженье лица.

– Меня чествует вся страна; весь мир говорит обо мне; носит на руках.

– И цвета какой сборной ты решил воплощать своей скромной персоной?

– Абхазии.

– А почему не Грузии?

– А разве это не одно и то же.

– Масштабнее.

– Нет, Абхазии. Я и Абхазия. Масштабность будет выражаться в наших победах: победит Абхазия, значит, и Грузия выйдет победителем, а победит Грузия, то и Абхазия не останется без лавров.

– А ты будешь победителем?

– Я буду триумфатором!

– Хоть лаврами своими поделись, – Биди был по-прежнему серьезен.

– Каждый, кому будет дорога эта победа, может считать себя увенчаным лаврами.

Биди произнес несколько непонятных Арчи слов на родном мегрельском языке. Дело в том, что родными братья были по матери. Отец Биди умер, когда тому было 3 года. Он страдал коронарной недостаточностью, и супруга его много времени проводила в больницах, где он периодически лечился. Когда Биди исполнилось двенадцать лет, Милена, так звали мать двух забавных братьев, вышла замуж за добропорядочного и оптимистичного человека, в котором нашла настоящую поддержку. Причем, настолько оптимистичного, что он через год после свадьбы укатил в Америку строить базу для будущего пребывания там своей семьи. Однако после этого о нем не было известно ничего. Поскольку сам он не писал, а родственников в далекой стране свободы у бедной Милены не было, то не было никакой возможности даже узнать – жив он или нет. Он уехал, не ведая о том, что его благоверная ждала от него ребенка. Несчастная, сама скончалась, вскоре после родов. Перед смертью она умоляла старшего сына позаботиться о своем младшем братике Арчи. Свое обещанье тот добросовестно выполнял.

– А я вспоминаю наш Тбилиси, – глаза Биди наполнились печалью. – Наш Сололаки, старые узенькие улочки. Жду не дождусь, когда представится повод отправиться туда. Это что за такое приятное, но в то же время горестное понятие – ностальгия по Родине, вернее, тому месту, где прошло твое детство.

Люблю по старым улочкам бродить,

Взойти на сололакскую аллею, –

Там постоять, немного сожалея

О том, что детство мне не возвратить.

– В такие мгновенья яснее сознаешь мудрость, с которой была создана статуя Родина-Мать, гордо созерцающая свою землю. В одной руке она держит чашу, символизируя гостеприимство, в другой – меч, давая понять потенциальному врагу, что не позволит ему топтать свои владенья. Так просто и так таинственно.

– Некоторое время ты стоишь в оцепененье, желая ощутить себя сущностью этой властной фигуры. И некая связь между ушедшим и грядущим волнует твою душу.

Я созерцатель: вновь благоговею

Пред мигом, за который мог словить

Меж двух миров магическую нить,

Чтоб в будущее мне шагнуть смелее.

Арчи тихо стал крутить шарманку. Перед его взором одна за другой стали возникать картины старого Тифлиса.

А здесь когда-то цвел наш город-сад, –

Да кто б сейчас услышать не был рад

Ту песенку, что заводил шарманщик.

– Интересно знать, были ли тогда несчастливые? – задумчиво пробормотал Арчи. – Мне кажется, что все они были счастливы: у них было все и они не жалели о прошлом.

Ведь обделенным не был здесь никто, –

Расхаживали бойкие кинто

И бодро зазывал к себе духанщик.

Чьи-то возбужденные голоса с улицы потревожили их идиллические беседы.

– Уже который день я слышу эти крики, – Арчи перестал играть на шарманке. – Как будто ссорятся или проклинают друг друга.

– В нашем мире кто только не ссорится и не шлет проклятья ближнему, – Биди отвел взгляд в сторону.

– Неужели это правильно? – до слуха Арчи донеслись идущие издалека чьи-то всхлипыванья. – Такое чувство, словно, эти проклятья и плач связаны друг с другом, – как бы про себя молвил Арчи.

За дверью послышались легкие шаги. Бабушка Медико вернулась с базара. Арчи снова повернул голову к окну. На улице царила тишина.

– Пойду помогу ей, – Биди вышел из комнаты. Арчи снова заиграл на шарманке.

Теплое ясное утро только вступало в свои права, а Арчи уже был разбужен криками агрессивно настроенных женщин, поливающих друг друга грязью, у пивного ларька. Бабушка Медико осторожно вошла в комнату:

– Проснулся, хорошо. Знаешь, кто к нам приехал?

– Из Тбилиси?

– Да.

– Дядя Тедико?

– Угадал.

– Зови его.

– Разбежался. Он пошел по делам. Придет, тогда пообщаетесь.

– Но, какие у него могут быть дела? – удивился Арчи. – Ведь министерство...

– Дел у взрослых всегда хватает, – в голосе бабушки Арчи уловил нотки озабоченности.

В принципе, ничего неестественного в этом не было. Мать, которая более десяти лет не ведает о судьбе своего блудного сына, имеет повод для переживаний. А это ведь она столько учила и агитировала его, чтобы был по жизни умелым, предприимчивым и обосновался в стране с большими возможностями.

Дядя Тедико пришел через час, уставший и явно неудовлетворенный ходом дел. Однако при встрече с Арчи он расплылся в своей, как говорил его «американский» брат, голливудской улыбке.

– Как твои успехи, музыкант? – Тедико любил так подшучивать над своим племянником.

– Для Вас я готов играть целый день, – Арчи обнял дядю.

Тедико тоже обнял племянника, прослезившись. Они уселись пить чай. Медико всегда заваривала цейлонский, с гвоздикой или бергамотом. Вскоре явился Биди, немного возбужденный и раскрасневшийся. В руке у него был сверток.

– Вот, принес шланг для газовой плиты, – обратился он к бабушке. – Уже готовимся к зиме, – посмотрел он на дядю.

– Да, – потянул Тедико, – зима – дело ответственное. К ней всегда нужно готовиться должным образом. Мы, к примеру, запаслись дровами. Мой Роми приобрел фирменную печь, новая модель. У нас ведь раньше в гостиной был камин... Так что дымоход есть.

Медико все это время не сводила глаз с Биди. Она была явно взволнована:

– Признайся, ты подрался?

Тот отмахнулся.

– С тем типом, что обзывал тебя деревенщиной?

Тедико, тяжело вздохнув, произнес:

– Сейчас Сухуми стал ультрамодным центром, где все стремятся жить по европейским стандартам, вот и окрестили нашу столицу этим эпитетом.

– Да какие, Господи, европейские стандарты, – пришла в негодованье Медико. – В прошлом месяце, целую неделю наш участок ходил в соседний квартал за водой.

– В этом и состоит парадоксальный фактор: европейские, когда надо что-то взять от народа, а не дать.

Биди усмехнулся.

– Биди с ребятами устроили состязанье: перетягиванье шланга. Он победил и получил свой трофей, – засмеялся Арчи, сверкая своими заячьими зубами.

Тедико нежно погладил его по голове и спросил:

– А помнишь, как ты напугал гиж Олю, нашу соседку? А она ведь, как и ты, была музыкантом.

– Играла на шарманке? – Медико заулыбалась.

– Нет, на пианино, вернее, на столе – ее воображаемом инструменте.

– А что, пианино не было?

– Было, но, как видно, играть на столе ей было сподручнее, тем паче, что она всегда репетировала. Так и не удостоились послушать ее концерт. Так вот, была зима, и наши ребята, как это полагается, лепили снеговика. Арчи в то время был пухлым карапузом. Сделали каркас из двух снежных шаров. В большой поставили Арчи, а маленький, проделав в нем глазницы, одели ему на голову. Выходит гиж Оля, после очередной плодотворной репетиции во двор, а там стоит Арчи: в одной руке у него ведро, а в другой – метелка. «Опять насорили», – проворчала она. Ребята побросали лопатку и прочий инвентарь, - пояснил рассказчик. – И когда она нагнулась, чтобы поднять их инструменты, Арчи ударил ее метелкой, не в приличном обществе будет сказано, по мягкому месту.

– Арчи, – Медико изумленно подняла брови, - ты такой шалунишка?

Арчи засмущался.

– Она подумала, что это у нее галлюцинации, – продолжал Тедико, – от бурного творческого процесса, но Арчи и во второй раз не дал маху. А когда она уставилась на снеговика, то он и тут не растерялся. Сперва поднял метелку и потряс ею в воздухе, затем ведерко, и затарабанил ими так, что у бедной началась истерика.

– Надо же, – Медико снова взглянула на внука.

– То-то и оно, – Тедико отпил из чашки, - а я что говорю, нашел кого сводить с ума.

За окном снова раздались крики. Они словно доносились с разных кварталов. У Арчи создалось впечатленье, что в городе неспокойно. Дядя, бабушка и Биди переглянулись. На несколько секунд воцарилось молчанье.

Тедико уехал в тот же вечер.

– Так быстро он никогда не уезжал, – озабоченно промолвил Арчи.

– У него очень много дел, – ответила ему не менее расстроенная Медико.

Арчи пару раз крутанул шарманку, но на душе было так тягостно, что он отложил ее в сторону.

– У меня такое ощущенье, что в городе нечто изменилось. Он стал совсем другим.

– Курортный сезон давно прошел. Невесело, вот и все, – Медико вязала джемпер для Арчи.

– Но так никогда не бывало.

– Погоди, приедет из Петербурга тетя Рита – привезет тебе подарки.

– Настольный футбол! – радостно воскликнул Арчи.

– Станет веселее, – Медико покатила моток ниток по полу.

Арчи встал, подошел к гардеробу и достал оттуда подушку.

– Сейчас я тебе постелю, – Медико не успела произнести эти слова, как оглушительный звук разбивающегося стекла заставил Арчи вздрогнуть.

– Что это было? – чуть не плача, вскрикнул он. Медико с чем-то возилась. – Бабушка, почему не отвечаешь?

– Ничего страшного, попали мячом в окно.

Арчи призадумался:

– Но ведь никто не играл в футбол на улице... я бы услышал. Да и мяч этот, по силе паденья на пол, слишком тяжел для мяча.

Медико пошла к дверям.

– Дай мне мячик.

– Я уже выбросила его в окно.

Она вышла из комнаты.

– Странно, - пробормотал Арчи, - так не похоже на бабушку.

Этой ночью Биди пришел домой поздно, и они с бабушкой долго говорили. Арчи слышал их взволнованные голоса за стеной, правда, слов разобрать не мог. Чувство тревоги в его душе усилилось. Он лежал в своей кровати и думал о том, что светлое будущее теперь кажется ему слишком далеким.

На следующее утро Арчи разбудил чей-то возбужденный голос. Незнакомый мужчина ругался с его бабушкой. Он слышал ее жалобное лепетанье. Ее обидчик был неумолим. Арчи невольно испытал страх перед чем-то неотвратимым. «Бабушка и Биди от меня многое скрывают, – подумал он. – Все это действительно странно: постоянные волненья на улицах, приезд дяди и его внезапный отъезд, драки Биди, разбитое стекло, лепетанья бабушки, которая всегда была бравой женщиной. что творится в нашем доме?»

Его раздумья прервал женский голос, знакомый и более агрессивный, чем мужской. И снова бедная Медико то о чем-то молила, то оправдывалась перед своим обидчиком.

Арчи встал с кровати и оделся. Он подошел к окну и едва не поранился, нечаянно тронув торчащие из рамы осколки стекла. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошли две женщины.

– Седа, мы здесь живем с самого дня основанья этого дома, – Медико говорила с дрожью в голосе.

– Я тебе еще раз отвечаю: мой отец позволил твоему отцу здесь ютиться.

Арчи узнал в говорившей соседку по коридору, которая до этого всегда была тихоней. Поэтому он не сразу догадался кто этот агрессор, перед которым бледно выглядела его отважная бабушка. «Такая перемена в человеке», – лихорадочно думал он.

– Ну как приютил? Мой дед был таким известным архитектором, не только в Абхазии, но и во всей Грузии. Его приглашали в Европу... – Медико не дали договорить.

– А ты не путай с Абхазией свою Грузию, – в глазах соседки засверкала ярость. – Тебе даем время – двое суток, закругляйся!

Соседка вышла, сильно хлопнув дверью. В коридоре она на кого-то наорала. Это был Биди. Он снова пришел, запыхавшись, с разодранной сорочкой. Единственное, что он сделал: взял из комода пару свечек и спустился в подвал.

Весь день Арчи чувствовал себя поддавленным. Он снова предавался воспоминаньям.

Они с Биди могли часами беседовать о чем угодно: футболе, природе, поэзии, но всегда возвращались к Грузии, думая – скоро ли наступит тот день, когда каждый из них, беспечным взором, сможет взглянуть на восходящее солнце?

Страна цветов, под музыку Горнил,

Ваятель очертил твои владенья,

И торжество великого крещенья

Навеки взор светлейший воплотил.

Грузия подобна живому цветку, который может слышать и воспринимать музыку, – любил красочно выражаться Биди. – И, в зависимости от характера звучанья, он может расцвести, источая тонкий аромат, или увянуть. Но если даже это произойдет, то я убежден, что он обладает магической силой Феникса.

Арагви как живой источник сил;

Задумалась Мтацминда на мгновенье,

Ведь гордый гимн давидовых свершений

В твоих сердцах надежды воскресил.

Земля, на которой он цветет, благодатна, поскольку символизирует историю этого цветка, а он позволяет пылкому сердцем услышать громогласный гимн настоящих созидателей доброго начала.

От самого подножья Нарикала

Воинственная поступь Горгасала

Сквозь сонм столетий – твой бессмертный дар.

– Биди, – однажды спросил его Арчи, – чьи это стихи ты порой читаешь?

– Одного тбилисского поэта.

– Ты с ним дружил?

– Нет, но меня с ним познакомили на одном из торжественных вечеров.

– Тебе повезло.

– Да, думаю у него большое будущее.

– Как и у всех поэтов?

– Не у всех, к сожаленью, оно большое.

– Если ты и вправду поэт, то у тебя не может не быть большое будущее.

– А ведь ты прав.

Горит твоей звездой Светицховели,

И перед ликом царственной Тамар

Слагает песни славный Руставели.

Тяжелый ком подступил к горлу Арчи, и он зарыдал. Ему стало обидно за себя, Биди, бабушку; он подумал об отце и матери, которых никогда не видел. Он давно не плакал, и потому сейчас долго не мог успокоиться. Ему казалось, что он больше никогда не ощутит своими глазами тепло лучей встающего из-за горизонта светила.

Вечером, когда Арчи, как обычно, сидел дома, держа в руках шарманку, в комнату чуть не ворвались два соседа по улице, как это стало ясно по характеру их разговора. Далеко не молодые мужчина и женщина, по всей видимости, супруги, весьма агрессивно прошлись по Арчи.

– Это ты, кто вчера у нашего Котико отобрал велосипед и сломал его, – зарычал мужчина.

– Он его обозвал верблюдом, – чуть ли не визжа крикнула женщина. Арчи сидел в состоянии полной апатии.

– Абхаз, абхаз, кричал, сволочь, – мужчина сделал шаг вперед.

– Он дразнил нашего Котико.

– Мерзавец! – наперебой орала на него озверевшая пара.

– А кто, ты скажи, его так воспитал. Его подонок-отец, пьяница и убийца, удравший туда, к продажным шкурам, себе подобным. Слепец, не видел, что его подлинная родина рядом.

– Его мать была проституткой.

– Оттого она и умерла.

В этот момент вошел Биди. Он попытался заслонить собой Арчи, но мужчина, гневно взглянув на него, изрек.

– А, это ты, хулиган, разбивающий стекла соседей, в квартале. Я уже говорил о тебе участковому. Скоро придут за тобой и бросят тебе в тюрьму.

Грубо оттолкнув Биди, мужчина вплотную подошел к Арчи.

– Так это ты… – на несколько секунд он затих, вглядываясь в лицо мальчика.

Вдруг, на пороге возникла фигура взъерошенной девушки.

– Тетя Лера, скорей, Котико с друзьями поджигает гараж семьи Абуладзе.

– Давно пора, и не только гараж, – мужчина повернулся к дверям, – их всех вместе с ним…

Женщина выбежала из комнаты; следом за ней, быстрым шагом, вышел мужчина. За окном слышны были крики: детские, юные, пожилые – такие разные, но все дикие. Подобное впечатленье вся эта звуковая феерия производила на Арчи.

– Что с тобой, бабушка? – Биди подошел к ней.

Она стояла, прижав к себе руку. Плечо было обмотано шалью, на которой были следы запекшейся крови. Только сейчас Биди заметил на ее лице несколько свежих шрамов. Он вздрогнул.

– Это тот урод?.. это он? – по глазам Медико он понял, что да.

Он вспомнил как соседский подросток, сын управляющего домом, грозил ей: «Рожу всю бритвой искромсаю, падла».

– За что, сволочи? – Биди стиснул кулаки.

Медико закрыла лицо руками. Все они ощущали бессилье что-либо предотвратить. Крики становились все громче. Казалось, весь город не собирается спать, а вершить крутой демарш.

– Отщепенцы, отщепенцы! – все отчетливее эти слова эхом отзывались в душе Арчи.

– Что все это значит, бабушка? – бабушка с Биди о чем-то переговаривались.

– Хорошо, – ответила Медико.

– Из-го-и, из-го-и!.. – кричали у самого окна. – Выходите!

– Я выйду, – тихо изрек Биди и резко направился к дверям. Медико поспешила за ним, чтобы остановить, но не успела. Арчи остался один. Он слышал дикий хохот за окном и чьи-то истошные вопли. Волненье снова прокралось в его грудь. Арчи хотел подойти к тахте, но оглушительный звон разбитого стекла заставил его снова вздрогнуть. Упавший на пол предмет, судя по звуку, был не таким тяжелым, как вчера. Он оказался у ног Арчи. Тот поднял его. Это был предмет округлой формы, с выпуклостями. Более половины его поверхности была шершавой. Арчи почувствовал на руках липкую жидкость и нечто скользкое.

– Что это? – произнес он отрешенно.

Тут дверь распахнулась и в комнату влетела Медико. Она вырвала предмет из его рук. По дыханью Арчи догадался, что ее сильно трясет. Он услышал, как предмет плюхнулся на тахту. Медико вытерла руки и вскоре в том же возбужденном состоянье подбежала к внуку со стаканом.

– Выпей, это снотворное.

– Зачем?

– Ты сегодня весь день был в переживаньях. В твоем возрасте это недопустимо. Скорей, пей.

Арчи выпил содержимое стакана.

– А теперь иди спать, но только в погреб, – она открыла дверцу, сделанную в полу. – Иди, на ощупь, уже привык.

– А ты? – Арчи поднял голову, когда уже стоял на ступеньках лестницы.

– У меня много дел.

– А Биди?

– Его не жди. Он уехал в Тбилиси, – она закрыла за Арчи дверь и постелила сверху ковер.

На лице ее была скорбь и досада, ощущенье чего-то тщетно совершаемого. Она достала большие железные вилы, стоящие за старым комодом, и со словами: «Я их задержу!» вышла из комнаты.

В городе всю ночь царила вакханалия.

Просторный, роскошно обставленный кабинет, где находятся четыре человека: трое в мундирах, один в штатском. Капитан сидит на стуле перед сидящим на подоконнике полковником. Майор работает за компьютером. И молодой человек, развалившись в кресле, покручивает большим перламутровым брелком со связкой ключей.

– Слышал, ты приобрел новую тачку, – полковник снисходительно улыбнулся капитану.

Тот усмехнулся:

– После этого я успел еще жениться.

– Значит, купил новую квартиру.

– Подарили, – засмеялся капитан.

– За какие заслуги? – в глазах полковника блеснул лукавый огонек.

– Я же не спрашиваю, за какие заслуги тебе подарили две виллы на Канарах, да островок на Карибах к ним в нагрузку.

– Ну, тоже мне, начал кипятиться. Ты все обо мне прекрасно знаешь.

– Можно подумать, что мои заслуги перед отечеством – тайна за семью печатями.

Полковник засмеялся.

– Что там у тебя нового, эмигрант? – окликнул он майора.

– Есть кое-что, - ответил тот, не оборачиваясь.

– Трудно оторвать его от этой машины.

Полковник вдруг стал серьезен.

– Сколотил себе состоянье на беженцах, – последнее он доверительно сообщил капитану. Тот достал из кармана золотой портсигар с выгравированной на нем дарственной надписью.

– Некий папаша, – заговорил майор, щелкая по клавиатуре, – ищет свою семью. Много лет назад он укатил в Америку, и вот, только сейчас объявился. Делает запрос через МВД России. Особенно его интересует младший сын, который, как он узнал гораздо позже, родился почти через девять месяцев после его отъезда. Разбогател, боров, – эти слова, не без чувства досады, майор произнес как бы про себя.

– Что ж он спал так долго? – полковник сошел с подоконника.

– А он сидел, как выяснилось впоследствии, по ложному обвиненью. В тюрьме на него, как на специалиста по программированию и электронике, обратили вниманье. Видать, знал, кому угодить и вот – обрел положенье.

– Как фамилия? – полковника заинтересовала эта история.

– Гомелаури.

– Семья Гомелаури, знаешь ее? – полковник посмотрел на капитана.

– Это убан Масхара, – капитан оживился. – По уговорам своего родного брата, четырнадцать лет назад, он уехал в Сухуми. Тот вместо того, чтобы примкнуть к нему, умчался в Ростов: друг обещал дать под его начало мясокомбинат. Он ведь здесь в министерстве возглавлял комиссию по санитарным нормам. «Продукты должны быть экологически чистыми», – капитан как бы передразнил его. – Большой оригинал, всю жизнь гордился тем, что у него самая уникальная фамилия средь грузин: в нее входят все гласные алфавита, причем, каждая по одному разу.

– А что случилось с ними? – полковник повернулся к парню в кресле. – Ты только оттуда.

– Слышал я о них, – парень покачал головой. – Это были потомки семьи архитекторов. И с ними поступили архитектурно: искромсали и развесили части тел по всему дому, который построил их дед.

– И того, младшего?

– Он, – усмехнулся парень, – или спал мертвецким сном, или вообще… Об этом немало говорили, имея ввиду, что тот все равно бы ничего не понял.

– Да уж, – изрек полковник, возвращаясь на прежнее место. – Ну и потчуют нас тут всякими историями.

– Так что ответить им? – майор был явно расстроен.

– Скажи, поздно спохватился, папаша. Раньше надо было угождать кому надо, чтобы успеть покатать детишек на Роллс-ройсах, по Брайтону.

– И искупать их в водах Атлантического… – капитан не договорил.

– Или Тихого Океана, – согласился с ним полковник.

P. S.

Игра – заветный стимул у судьбы,

Варганит миф апостол третьей силы,

Чтоб сокрушить им реализм идиллий,

Подняв все страны разом на дыбы.

Народ предстал подобьем злой гурьбы:

Мгновенье, и сверкают грозно вилы;

Зияют беспощадные могилы:

И раздается гневное – рабы!

Земля как сцена, шаровидной формы,

И крутят-вертят всем пределы нормы,

Законы лишь в карманах детворы.

Здесь акробат – на подвиг вдохновитель,

И сам жонглер – единственный спаситель,

Ведущий этой яростной игры.

_______________________________________________

Михаил Ананов – поэт, прозаик, переводчик, кандидат филологических наук, член Союза армянских писателей Грузии и Независимого союза писателей и литературоведов, живет в Тбилиси.