ДУЭЛЬ

Рассказ

В этом гарнизоне, затерявшемся в горах Тянь-Шаня, лейтенанта Сергея Чикина, по правде говоря, не ждали. Командир – сорокалетний полковник Сергей Михайлович Коваль – отнесся к новичку по-отечески, даже с симпатией. Вызвал заместителя по тылу, велел выдать десяток списанных одеял и ящик гвоздей – для драпировки стен в сарае, из которого накануне пинками выгнали бесхозного ишака. На второй день поставили дверь и застеклили окна.

В первую ночь ни Сергею, ни его соседям, понятное дело, холодно не было. За столом обсуждали недавний выверт лейтенанта Володьки Чекана. Еще в начале лета обратилась к нему сорокалетняя машинистка Анна Дмитриевна Кореневская. Женщина скромная, разведенная. Попросила передать в Москву бумаги, от которых зависела ее судьба – документы на учебу. Другой возможности поступить в институт уже не представится – по возрасту. Последний шанс изменить жизнь...

Лейтенант Чекан взялся помочь, не думая о благодарности. Тем более, от женщины, годящейся ему чуть ли не в матери. Отправил Володька бумаги по своим каналам. Кто-то там пообещал отнести их лично в приемную комиссию. Только вызов женщине так и не пришел. Уже осенью получила она отписку: документы опоздали, надо было по почте посылать. Горем убитая Анна Дмитриевна предстала пред очами лейтенанта. Что мог ответить Володя Чекан, впервые в жизни столкнувшийся с ответственностью за чужую судьбу? «Выходите за меня замуж». Так и поженились. Грустно.

Для себя Сергей Чикин решил: у него будет все красиво и без вывертов. Как у всех людей, мечтающих о счастье. Что и подтвердила песня, коллективно исполненная под конец застолья:

Хорошо жить на Востоке,

Кушать спелый баклажан

И лежать на солнцепеке,

Щуря глаз на Андижан.

В ближайшую пятницу Чикин оказался в клубе. Точнее – в библиотеке. Сергей пришел сюда с получасовым «ефрейторским зазором». Вставшая из-за стола библиотекарша представилась: «Марина Алексеевна». И добавила: «Коваль». – «Лейтенант Чикин. Сергей. Записаться можно?»

Какая там искра проскочила между лейтенантом и женой командира части, уже не важно. Может, ее причиной стала песня, доносившаяся из радиоприемника: «Не отрекаются, любя». Может, и другое: оба были лириками-филологами среди сухих технарей. Лейтенантская жажда женщин совпала с затаенным женским поиском счастья.

Все личное, тем более интимное, в маленьком гарнизоне становится известным. В том числе и то, что через три дня они перешли на «ты», а через две недели она уже на прощание шептала: «Где ты был раньше?» Старая история…

Полковник Коваль, как и положено, узнал об этом последним. Потому не хотел множить сцены: начинал рабочий день со звонка московскому кадровику, со дня на день ожидая перевода в столицу. Но приказ так и оставался в проекте. Сначала – до возвращения большого московского начальника с инспекторской проверки. Затем из Генштаба пришла указивка подсократить штаты центрального аппарата. И хотя Ковалю дорогу туда не закрывали, он был вынужден ждать. Все, что было в его власти, это перевести жену на работу в машбюро – ближе к своему кабинету. О чем позднее пожалел.

По тем же кадровым каналам Коваль пробовал добиться переназначения лейтенанта Чикина куда-нибудь подальше. Но в течение года выпускников не переназначают. Тем временем лейтенанту стало негде встречаться с возлюбленной, кроме как в командирской квартире, где Марина проводила время за упаковкой вещей. Глуповатая версия о том, что лейтенант обучает жену командира иностранному языку, не вызывала ничего, кроме ухмылок. Сергея Михайловича, честного служаку, скорее жалели. Лейтенанту советовали вести себя скромнее и через день отправляли в наряд. Но что значит скромнее? Как себя вести при романтическом ослеплении, не знают и бывалые. А если это ослепление вообще первое в жизни?

Теперь каждое утро начиналось с одного и того же: Марина, проводив мужа, стояла у окна, пока мимо не пройдет Он. Иногда лейтенант, не глядя в окно и, как ему казалось, украдкой показывал пальцами время сегодняшнего свидания. В таком случае видевшие это сослуживцы отводили взгляд. Потом Марина доставала недописанные четверостишия и садилась к столу:

Душит стыд как липкий пояс.

Все равно - одно хочу…

Фитиль догорал. Это стало ясно после неуклюжей попытки отправить лейтенанта на курсы. В приказе кто-то в последний момент поменял фамилию «Чикин» на «Чекан». Командир, не вдаваясь в бюрократию, подмахнул. Счастливчик убыл повышать квалификацию. Марина, работавшая теперь машинисткой, этот список, скорее всего, и печатала. А, может, и нет. Но пощечину от мужа получила прямо в коридоре. Хотя и не только за это – в машбюро она перепечатывала свои стихи. Из соображений конспирации их не подписывала, неумело прятала среди бумаг. Машинистки, в том числе Анна Дмитриевна, делали вид, что ни о чем не догадываются…

Московский начальник Коваля, как-то приняв доклад, через паузу со значением произнес: «Ты вот что, Сергей Михайлович, наведи у себя порядок. А то дерутся прямо у твоего кабинета». В переводе на бюрократический язык это означало: «Назначения не будет».

А лейтенант Чикин от службы не отлынивал. Правда, раз в три дня находил срочное, как правило, служебное дело в городе и возвращался к концу рабочего дня. Потом наверстывал все, что делали другие. Нельзя сказать, что начальник Сергея попустительствовал беспорядку. Скорее, наоборот. Но в части, где служба состоит из боевых дежурств, а не абстрактной боевой подготовки, никто специально не отслеживал перемещения лейтенанта.

Отдельные же распоряжения начальника приводили скорее к обратному эффекту: «Лейтенант Чикин. Идите домой, отутюжьте форму. Смените сапоги на ботинки. И к 12.00 – на городскую конференцию. Как представитель части. На службу сегодня можете не возвращаться». На следующий день доклад: «Форму я в порядок привел. Правда, утюг пришлось брать у Марины Алексеевны. А на конференцию меня не пустили. Намекнули, что звание маловато. Зато я ночью проверял боевое дежурство. И вот что выяснил. Разрешите доложить?» Из кармана вместе с расчетами выпадали листки со стихами…

Марина провожала и встречала мужа, стоя у окна. Сергей Михайлович в недолгие домашние часы молча смотрел телевизор или ремонтировал что-то несрочное. Упакованную полевую форму уже повесил обратно в шкаф. Вскоре она и понадобилась – для полевого выхода. На учениях отрабатывали комплексные задачи по определению координат целей. Роль Сергея ограничивалась переводом и анализом сопутствующей информации.

За три-четыре месяца асом Сергей стать не мог. Но кое-какого опыта поднабрался. Поэтому рассчитывал на положительную оценку. Однако ее не дождался ни он сам, ни его подразделение. Хотя оценку формально выставлял не командир, а начальник штаба, но всем причина «небоеготовности» подразделения и так была ясна. Надо сказать, никто из сослуживцев на несправедливость вслух не роптал. На Чикина же посматривали неодобрительно: «Ну лейтенант дает!»

Полевой выход по традиции завершали стрельбы. В том числе из пистолета. Сначала стреляли в составе подразделений. Потом соревновались лучшие. В финал вышли полковник Коваль и лейтенант Чикин. На рубеже они стояли вдвоем. Никогда офицеры не наблюдали за поединком с такой ревностью. Как-то особенно зло блеснули пистолеты. Лейтенант выбил 29 из 30. Командир – 27.

На следующее утро командир снял Чикина с наряда. Но разоружать не стал. Вынул из шкафа свой пистолет, зарядил магазин: «Пошли». На вчерашнем рубеже они оказались опять вдвоем. Задержавшись на мгновение, командир прошел дальше и закрыл собой мишень: «Стреляй первым». Повинуясь приказу и не целясь, Сергей, как в тумане, выстрелил куда-то в «пятерку» - сантиметров на десять выше фуражки полковника. Только чтобы скорее все кончилось. Стоял, глядя в песок. В висках стучало так, что, кажется, он вот-вот потеряет сознание. Полковник целился долго. Прозвучал второй выстрел. Сергей упал. Хотя ему показалось, что Коваль в последний момент поднял ствол. Или нет? Когда лейтенант очнулся, перед его мерцающим взором возник силуэт командира, стоящего на прежнем месте. В следующее мгновение Сергей осознал, что в руке полковника пистолет. Стволом в висок. Лейтенант выпалил скорее наудачу. Его выстрел и еще один раздались одновременно. Но пистолет все же был выбит из руки Сергея Михайловича, схватившегося левой рукой за кисть правой.

Когда к стрельбищу подбежали офицеры, услыхавшие нештатную стрельбу, дуэлянты медленно расходились в разные стороны. Командир – явно с поврежденной кистью. Догонять их не стали. Но в Москве о дуэли не узнали. Или не захотели разбираться. Официальная версия гласила, что командир вдруг решил потренировать молодого офицера перед окружными соревнованиями: «В результате неправильных действий выведена из строя одна единица стрелкового оружия. Легкую травму получил руководитель стрельб».

Через две недели полковник Коваль подал заявление о разводе и рапорт в Афганистан. Рапорт тотчас подмахнули.

___________________________________________________

Борис Подопригора – переводчик, прозаик, член Союза писателей России. В настоящее время к выходу в свет готовится его книга «Судьба офицера: от Кабула до Сараево».