ГОЛОС МИНУВШЕГО

ОТКРЫТИЕ

В один из осенних дней 1965 года в редакции художественной литературы «Лениздата» появился молодой человек с тощей канцелярской папкой в руке, из чего можно было заключить, что в ней, скорее всего, стихи. Он был явно смущен и, не зная, к кому обратиться, – а в комнате сидели три редактора, – нерешительно топтался у двери.

– Если у вас стихи, то я тот, кто вам нужен, – сказал я.

Молодой человек сел на предложенный стул и протянул папку, на которой значилось: «Виктор Максимов. Яблоко».

– Вы что, не знаете, что сборник под названием «Яблоко» уже выпустил Евгений Евтушенко? – строго спросил я.

Парень совсем смешался и только беспомощно развел руками. Ну что тут скажешь… Папку я положил в шкаф, где покоилось множество рукописей так называемого «самотека», и мы распрощались. За окном резко потемнело, пора было ехать домой. Но что-то меня удерживало, я перебирал на столе бумаги, положил в портфель пачку свежих газет. И тут вспомнил открытое, смущенное лицо недавнего посетителя. Что-то в нем было такое, что отличало его от вереницы начинающих литераторов – как правило, самоуверенных, а то и самовлюбленных, убежденных в своей исключительности. Ну да, конечно, он был так беззащитно нерешителен, застенчив. Впереди был выходной, и я взял с собою его стихи.

Вечером достал из портфеля папку, лениво развязал тесемки, наугад из середины рукописи извлек небольшое стихотворение, пробежал его глазами и снова, уже внимательно, перечитал:

Дымился рассвет у донской переправы.

Был долог предутренний час на Руси.

И сгорбило за ночь усталые травы

Татаро-монгольское иго росы.

И встал я. И медлить нельзя было боле.

Я вышел и травам ударил челом,

И тронул рукой Куликовское поле,

И медное солнце надел, как шелом.

Очнулся, когда прочитал все стихотворения – настолько был оглушен, ошеломлен, заворожен. Это было самобытные, зрелые, яркие стихи, запоминающиеся с первого прочтения, – стихи о былинных временах земли русской, о волшебных истоках родной речи, о поколении мальчишек, родившихся в военное лихолетье, о жизни и смерти.

В понедельник о своем открытии поэта я взволнованно рассказывал главному редактору Дмитрию Терентьевичу Хренкову, читал особо понравившиеся стихи и горячо убеждал его как можно скорее выпустить поэтический сборник Виктора Максимова. Долго убеждать Дмитрия Терентьевича не пришлось: он прекрасно знал и понимал поэзию. В нарушение всех устоявшихся правил рукопись была включена в план выпуска следующего года.

Началась напряженная работа с автором. Виктор трудился механиком по ремонту лифтов, а по вечерам учился на первом курсе филологического факультета ЛГУ. Конечно же, иногда сказывался недостаток знаний. Это касалось стихов о далеком прошлом Руси – досадные неточности, неверное словоупотребление. Молодой поэт схватывал всё буквально на лету, поразительно быстро исправляя строки и строфы.

Однажды в самый разгар рабочего дня в редакцию зашли Сергей Орлов и балкарский поэт Кайсын Кулиев. Узнав, что я «колдую» над стихами «первокнижника», Орлов проявил профессиональное любопытство – он тогда возглавлял отдел поэзии журнала «Нева». Не без опаски я протянул фронтовику, горевшему в танке, стихотворение о солдатской службы «Цветы в солярке». И произошло то же, что недавно случилось со мной, с той лишь разницей, что читателей оказалось двое, и они вслух читали, перебивая друг друга, протягивая друг другу листки:

Ночной бросок. И отдыха ни часу.

И я солдат, – плохой, видать, солдат, –

Я не хотел быть маршалом ни разу,

Не надо ни ранений, ни наград,

Ни этой тяги к маршальскому званью, –

Не верю я в военных по призванью,

Я верю только в призванных солдат.

– Послушай, Кайсын, нет, ты послушай! – взволнованно гудел в рыжую бороду Орлов. – Совсем ведь пацан, а как пишет, как пишет! Никак не поверишь, что пареньку двадцать два года.

– Подожди, Сережа, – прерывает друга Кайсын. – А сколько тебе было, когда ты написал «Его зарыли в шар земной»?

– Дай сообразить… Мне было… Двадцать три мне было. Да и при чем тут я! – досадливо махнул рукой Орлов.

– А при том, что для поэзии возраст – дело десятое, главное, чтобы талант был. Верно, Боря? – лукаво подмигнул мне мудрый Кайсын.

Через несколько дней в редакцию заглянул Федор Абрамов. Я не упустил случая показать ему рукопись Максимова.

– Хорошо. Талантливый парень, – сказал, прочитав несколько стихотворений, Федор Александрович. – Помогайте парню, не давайте ему расхолаживаться, и сам пусть к себе строже относится.

– Да мы-то готовы, вот только ваша жена Людмила Владимировна не хочет помочь: не ставит Вите зачет!

– Ух хитрюга! – в голосе Абрамова сама доброта. – В таких делах я жене не командир. Да уж ладно, поговорю с ней, авось, поможет. Парень этого стоит…

Книга стихов Виктора Максимова появилась на прилавках магазинов в самом начале 1966 года. Назвали мы ее смело и точно – «Открытие».

Уходили в прошлое годы. Для читателей стало привычным имя поэта Виктора Максимова. Получали живой отклик его книги – «Встреча», «Кипрей при дороге», «Тавро»… Успешно переводил он на русский польских поэтов, особенно Марека Вавжевича. В последнее время много работал, готовя к печати новую рукопись стихов. Ушел на самом взлете своего служения родной литературе. Незадолго до кончины Виктор посвятил мне свое стихотворение:

Вечереет, понемногу вечереет.

Вечереет, знаю, раз и навсегда…

Разудалая головушка смиреет,

как смиреет предвечерняя вода.

И, тишайшею овеянный сиренью,

и уже издалека лишь – молодой,

потихоньку привыкаю к вечеренью

и засиживаюсь дольше над водой.

Вечереет. Но до осени далече.

И судьба, спасибо, силится помочь:

подарила вот карельский долгий вечер

и мгновенную, почти без боли ночь,

долгий день с давно привычной сердцу болью,

давний сад, что не хочу я покидать,

и глаза с такою давнею любовью,

что уже конца и края не видать…

Вечереющее солнышко не греет.

Дай ладони мне – дыханием согреть.

Вечереет… Понемногу вечереет.

Догорает… И не может догореть.

Догорел… Большой русский поэт, он ушел, оставив нам свои прекрасные стихи.

_______________________________________________

Виктор Максимов (1942–2005) – поэт, автор многих поэтических сборников, член Союза писателей России.

Борис Друян – профессиональный редактор, многие годы проработавший в отделе художественной литературы Лениздата и журнале «Нева», член Союза журналистов Санкт-Петербурга.