ГОЛОС МИНУВШЕГО

НЕЗАКОННЫЕ ЗВЕЗДЫ

* * *

Здесь транспорт идет через две остановки,

И сохнет бельишко дешевле веревки,

И злая жена исподлобья глядит,

Как молодость чахнет и бедность смердит.

Здесь дерзкий подросток читает в трамвае

Статьи о барачно-палаточном рае.

Он больше не верит шершавой звезде

И ищет невесту в дворянском гнезде.

Отсюда идет пополнение тюрем,

Из окон, завешенных марлей и тюлем,

Доносятся жалобы вдов и сирот,

Здесь носит ножи запрещенный народ.

За мусорной кучей нелепой игрушкой,

Нахохлившись, в сумерках дремлет церквушка,

Навеки забыта людьми и Творцом,

С морщинистым, грязным и кротким лицом.

Шныряет сквозняк под родительским кровом,

И ангел планирует в небе багровом,

И клячу истории гонит поэт

Кривляться на сцене своих оперетт.

И тело в согласии с вычурной модой

Расшатано утром безумной свободой,

А к вечеру тащится с тяжким трудом

Из кожи с костями построенный дом.

Готовясь за море отплыть из Сибири,

С тоской тяжелее купеческой гири,

Тайга под крылом самолета орет…

Привычно московское радио врет.

Пекутся в издательствах пышные книги,

И звезды срывают с небес прощелыги,

И смолоду копят богатство и злость,

Чтоб Родину-мать бросить псам, словно кость.

* * *

Стерегущие небо на родине хмурой

Палисадник с березой, изба – инвалид…

Городская душа под бревенчатой шкурой

Как чужая собака ночами скулит.

Изготовлю божка из сырого полена,

Крепко спит вся родня до седьмого колена:

Заслужила у Господа вечный покой

Безразмерной работой и вечной тоской.

Незаконные звезды на небе сияют,

Только темные люди об этом не знают…

В рай плывут на подземных ладьях земляки,

На сухие глаза положив пятаки.

И чудовище с носом, торчащим снаружи,

Выпив полную кружку декабрьской стужи,

Дышит каторжной грудью и шлет домовых

Мучить деток, от морока еле живых.

* * *

Душу долгим постом истерзав,

Тело бедное отдали в люди,

И презренье заморских держав

Безразлично для их самолюбий.

Даже небо с небритой звездой

Вечерами трясет от озноба,

Потому что в душе молодой

Стала царствовать черная злоба.

Тучных снов поредели стада,

А цветы превратились в оковы,

Марсиане любить и страдать

За всемирное рабство готовы.

Но чужие слова холодней

С каждым годом встречает природа,

И под тяжестью черных идей

Содрогается тело народа…

Сокращают упрямые лбы,

Как меха у старинной гармошки:

Слава Богу, что мы не рабы

И до осени хватит картошки.

И в разрывах октябрьской тьмы

На пути от сумы до тюрьмы

То кабак, то чугунное горе,

И горящая шапка на воре.

* * *

Покажется вдруг: у меня не мозги, а солома,

И жизнь – не у моря пикник, а колхозный базар,

Мы движемся, словно мишени для молний и грома,

И на голове у подруги бушует пожар.

Навстречу попалась похожая на попугая

С коробкой конфет и букетом оранжевых роз…

Откуда идешь и куда, расскажи, дорогая?

И хвороста сколько пошло на растопку волос!

Она улыбнулась, открыв разноцветные зубы,

Один из зубов на закате блестел, как ружье.

«А волосы мне за любовь подожгли душегубы.

Горящие волосы – это проклятье мое!

Свет жгучих волос, безусловно, сильнее лучины,

А жизнь, как посмотришь вокруг, беспробудная сонь.

В постели со мною как порох сгорают мужчины,

А вечером бабочек стаи летят на огонь».

Напротив картинной расстался я с ней галереи.

Там много портретов, мне ж дорог один натюрморт.

Его написал живописец из Южной Кореи.

Он больше, чем женщин, любил физкультуру и спорт.

* * *

Дни с каждым годом короче, а ночи длиннее,

Будни суровее, праздники злей и пьяней.

Крест на плечах тяжелее, чем крестик на шее…

Падает снег как повестка из царства теней…

Раз уж святой человек, то пришел ниоткуда.

Жаждет богатства и власти всегда прохиндей…

Вечное сердце насквозь прогрызает секунда,

Если становятся вещи главнее идей.

Чистое поле теплей, чем чужие хоромы,

Где за смертельные игры на чай подают,

В царском пальто из завязанной в узел соломы

Ищет поэт под опущенным небом приют

* * *

В землянках стряпают оладьи или драники

С корой берез и запахом полыни…

Петр Чаадаев говорил: мы странники –

Хранятся в душах русские святыни.

Нам сроду чужд пьянящий запах выгоды

И гомон рынка с детства ненавистен.

У нас не созревают даже выводы,

Возвышенный обман дороже истин.

Висит угроза самоистребления,

Нет чистых рук для исполненья Слова,

Но светят три божественных волнения,

Запечатленных гением Рублева.

________________________________________________________________

Анатолий Соколов (1941–2010) – поэт, автор поэтических книг «Крепость», «Осенние птицы» «Материк» и других, кандидат философских наук, член Союза писателей России. Подборка стихотворений уже готовилась к публикации в «Северной Авроре», как неожиданно из Новосибирска пришла печальная весть – умер Анатолий Соколов. Редакция выражает глубокие соболезнования родным и близким замечательного русского поэта.